Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди

— Золотые слова! — оживился Асадолла. — О том и говорим. Кусок хлеба всем пригодится, только ведь сам он с неба не свалится, для этого мозгами пошевелить надо, не так разве?

— Ладно, Асадолла, — сказал Панджак. — Если, говоришь, расходы окупятся, иди договаривайся со своим американцем, а я Мадам и Зейнала уговорю.

— Ну и осел же ты, Панджак, — заметил Асадолла. — Ты мне не веришь, что ли? Да если мне не верить, кому же тогда верить?

Биби рассмеялась:

— Ишь куда загнул!

Все засмеялись, но тотчас притихли: с улицы донесся странный крик.

— Посмотрите-ка, что там такое, — попросила Биби из своего угла.

Азиз-Хатун поднялась и открыла дверь. Из развалин Аймамочки снова раздался вопль: кричала старая сова.

Старики и старухи в ужасе поднялись на ноги. Испуганная Биби, опираясь на костыли, встала и вынула из сундука Коран и зеркало. Все высыпали на площадь и медленно побрели к развалинам. Из окошка чайханы высунулся Дед. Он посмотрел на Панджака, Момейли и сторожа Асадоллу, стоявших у дома Биби, и, проворчав: «Опять началось», отошел от окна.

Старухи встали в кружок вокруг дерева, которое росло за колодцем. Сова, прятавшаяся где-то в листве между ветвями, то и дело оглашала тишину громким хохотом, переходящим в завывания. Азиз-Хатун высунулась из-за полуобвалившейся стены и позвала Панджака и Момейли. Они подошли к ней.

— Пройдите по домам, скажите, чтобы никто лампы не зажигал, — приказала Азиз-Хатун.

Панджак и Момейли, подойдя к Асадолле, сказали:

— Сейчас вернемся.

Асадолла уселся на приступку у чайханы, а Панджак и Момейли торопливо зашагали по улочке, стуча в двери домов и предупреждая, чтобы никто не зажигал свет. Старухи, окружившие дерево у колодца, уже собрались показать сове Коран и зеркало, как вдруг Биби вскрикнула:

— Глядите-ка!

Все обернулись и посмотрели в ту сторону, куда она показывала. Над дверью дома Мадам ярко горел большой фонарь.

6

Перед заходом солнца Зейнал отвел Кешмата, отца Тамары и детвору в развалины Аймамочки. Момейли, привратник и Мадам прикрыли досками грязную канаву, как следует подмели и побрызгали водой пыльную улочку. Дед сидел на камне у чайханы и зажигал стоявшие перед ним в ряд керосиновые лампы. Панджак, подвернув штаны, бегал по поселку и со смехом парами развешивал лампы над дверями домишек и на перекрестках. Биби и Азиз-Хатун сидели на пороге у дома Биби и объясняли редким клиентам, забредавшим в Дандиль, что происходит. В доме у Мадам все было вычищено и прибрано. Занавески на окнах раздвинули, и из окон лился на улицу свет. На стене, окружавшей двор, и по обе стороны крыльца разместили горшки с геранью. В коридоре поставили квадратный столик, на нем возвышался граммофон, который Асадолла принес из полицейского участка. Посреди двора тоже стоял стол и два стула — один напротив другого. Мадам сидела у двери, пила настой из черенков черешни и поглядывала то на Дандиль, то на гарнизон. Время от времени старуха подымалась, выходила со двора и мочилась в канаву у соседней развалюхи. От запаха мочи и крови у нее кружилась голова… Тамара сходила в парикмахерскую, положила на веки зеленые тени, воткнула в прическу крупную белую розу, надела свои туфли на высоких каблуках с перемычками и красную комбинацию. Девушка суетилась, бесцельно расхаживала из комнаты в комнату, ставила и снимала пластинки, подходила к зеркалу, оглядывала себя, вытирала платком краешки глаз и уголки губ. Привратник надел ботинки, сменил галстук и сейчас сторожил комнату, где было приготовлено угощение и вино. Как только на улице раздавался лай собак, привратник торопливо выбегал на крыльцо и кричал: «Тихо! Тихо!»

Едва стемнело, жители Дандиля вышли из домишек и собрались кучками. Панджак и Момейли, закончив свои дела, перебрались через груду мусора у дома Биби и скрылись вдали. Зейнал, развлекавший ребятишек у Аймамочки, выбрался из развалин и направился к чайхане. Дед сидел на приступке и курил кальян. Увидев Зейнала, Биби крикнула:

— Эй, Зейнал, когда же пожалует этот иностранный кобель?

— А тебе-то что? Он ведь не с тобой спать собирается!

— Известное дело. С твоей девочкой уляжется, — огрызнулась Биби.

С кучи мусора на площадь спустился Асадолла. Вытерев со лба пот, он спросил Зейнала:

— Еще не приходил?

— Нет, — ответил Зейнал. — Панджак с Момейли пошли на дорогу встречать его.

Асадолла обвел взглядом площадь.

— А эти все откуда набежали?

— Они в Дандиле постоянные клиенты. Застряли сейчас, хотят поглядеть.

— Как бы мне их отсюда спровадить? — вслух подумал Асадолла.

— Не связывайся ты с ними — расшумятся, — сказал Зейнал. — Пусть себе смотрят, подумаешь!

Асадолла сел рядом с Зейналом и попросил Деда:

— Отложи-ка свой кальян, принеси чаю.

— Сегодня я выходной, — ответил Дед.

— Как так? — удивился Асадолла.

Дед затянулся, а потом объяснил:

— Поглядеть охота.

Асадолла рассердился:

— Ну и осел же ты, Дед. Подумаешь, делов: прилет человек дурь из себя выпустить, а ты из-за этого уже и чайхану закрыл.

— А я хочу поглядеть, как он придет, — посмеиваясь, настаивал Дед.

— Как все сюда приходят, так и он придет. На двух ногах, — раздраженно сказал Асадолла. — Моли бога, чтоб он тебя хоть под старость разумом наделил.

Взошла луна. Со всех сторон на площадь стекались люди. Они шли сюда с шоссе, спускались с высоких куч мусора, выходили из развалившихся хибарок. Вокруг чайханы толпились рабочие и грузчики с железной дороги в форменных фуражках. Пришедшие раньше усаживались на землю и, как только на площади появлялся вновь прибывший, кричали: «А вот и он!» — и разражались смехом. Несколько уличных торговцев продавали с лотков лепешки, печенье, пепси-колу, дуг[3] и жевательную резинку. Женщины громко окликали друг друга и на чем свет стоит поносили Мадам и американцев. Народу на площади все прибавлялось, подходили новенькие и, найдя свободное место, усаживались.

— Послушай, Асадолла, а откуда они все узнали? — спросил Зейнал.

— Я почем знаю? Эти подлецы любую новость мигом узнают. А если их шугануть, так они все тут вверх дном перевернут.

Со всех сторон выли гудки машин, подъезжающих по бездорожью к Дандилю, из темноты доносился гомон и обрывки разговоров людей, стекавшихся на площадь. Асадолла, вскочив на ноги, громкой руганью разгонял норовивших усесться прямо посреди дороги. Еще через несколько минут заняты были даже крыши Дандиля.

— Может, сходить сказать начальнику? — повернулся Асадолла к Зейналу.

— А где ты его сейчас найдешь? Да и какая с этого польза?

— Главное, чтоб беспорядков не было.

— Если почуешь, что к тому идет, тогда уж и действуй.

— Вообще-то все должно обойтись. Чего они голыми руками сделают-то? — рассудил Асадолла.

Неожиданно все вокруг загалдели и, тотчас притихнув, поднялись