Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

— Ради бога, пойдемте со мной! Помогите моей госпоже. Она умирает.

— Умирает?

— Она кашляла кровью, с ней обморок. Это рядом… Дом напротив. Пойдемте же, господин…

Я сразу вспомнил рассказ Сурура-эфенди об этой женщине, поспешно схватил санитарную сумку и, как был, в домашнем халате и шлепанцах, последовал за служанкой.

У двери их дома я дал ей пиастр и приказал сбегать купить льду. В тревоге, один, я лихорадочно искал путь в лабиринтах безмолвного, погруженного во тьму дома, в котором витала смерть.

Я пошел на свет, что пробивался через дверную щель, и очутился в мрачной, почти пустой комнате, освещенной слабым светом одинокой свечи. Но здесь стоял аромат нежных духов. Я осмотрелся. На кровати в забытьи лежала женщина. Я взял ее руку, нащупал пульс и стал приводить в чувство. Ясно, что у нее острое легочное кровотечение. Я пододвинул свечу к кровати и уселся рядом с больной, ожидая возвращения служанки со льдом. Я вгляделся в лицо женщины, распростертой на своем ложе: бледные правильные черты, миловидна и привлекательна. По подушке рассыпались локоны темных как уголь волос. Веки с густыми чуткими ресницами были закрыты.

Наконец больная очнулась и приоткрыла глаза. Из них струилась какая-то удивительная, поразившая меня сила. Не говоря ни слова, с немым вопросом, она смотрела на меня.

— Я — врач, — поспешил сказать я, улыбаясь, — не бойтесь.

Светлые капли слез скатились по ее щекам, но на лице не отразилось никаких чувств, оно словно застыло.

— Не беспокойтесь. Все хорошо, — повторил я, ласково беря ее за руку.

— Благодарю вас! — прошептала она, сжав мою руку.

Вернулась служанка со льдом. Я взял кусочек и подал больной в ложке, говоря:

— Возьмите этот лед в рот и глотайте сколько можете, а остальное грызите, как конфеты.

Она послушно выполняла мои указания, следя за мной внимательным взором.

— Скажите правду, каково мое состояние? — произнесла она наконец тихим мелодичным голосом.

— Ничего страшного! Но следует быть осторожной и выполнять мои указания.

— А что нужно делать?

— Полный покой. Лежать без движения, пока я не разрешу вам вставать. Если же вы не будете выполнять эти советы, я не поручусь за последствия.

— Я не ослушаюсь ваших советов, — произнесла она с чуть заметной улыбкой.

Я встал, чтобы приготовить компрессы со льдом, и случайно взглянул в зеркало. Мой встрепанный вид смутил меня. Я поспешно проверил пуговицы на халате и поправил волосы. С чувством смущения я подал ей один компресс.

— У вас доброе сердце, доктор! — сказала она.

Я присел рядом с кроватью, молча прикладывая и убирая компрессы.

— Вам нужно заснуть, госпожа. Покой — лучшее лекарство.

— Я буду спать, — пробормотала она и посмотрела на меня, как бы о чем-то спрашивая.

— Я останусь здесь, — сказал я, поняв ее мысль.

Она слабо сжала мою руку и спокойно закрыла глаза.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я сидел у кровати. Рука моя затекла под ее рукой, а я не мог оторвать глаз от этого бледного пленительного лица, не понимая тайны его очарования.

Свеча постепенно оплывала, потом начала гаснуть, пламя то ярко вспыхивало, то меркло, непрерывно колеблясь, как дыхание умирающего. Ночь была все так же темна и безмятежно тиха, комната пропитана тем же нежным благоуханием. Я почувствовал, что на мою душу нисходит покой, а по телу разливается усталость. Незаметно я склонился к изголовью больной и задремал.

Проснулся я, когда солнце уже заливало все уголки комнаты. Подняв голову, я увидел, что моя больная спокойно наблюдает за мной. По лицу ее скользили отсветы солнечных лучей.

— Как прошла ночь, госпожа? — пытаясь скрыть смущение, спросил я.

— В жизни у меня еще не было такой спокойной ночи.

— А как вы чувствуете себя сейчас?

— Я чувствую себя здоровой и бодрой.

— Но это не значит, что можно пренебречь моими советами.

— Я исполню все, что вы мне велели.

— Теперь я спокоен за вас. А сейчас я должен уйти. Вечером вернусь.

— Я буду вас ждать.

— Не хотите ли вы поесть?

— Нет, ничуть.

— Но вам надо поесть. Я велю служанке приготовить легкий завтрак.

Машинально проведя рукой по подбородку, я ощутил жесткую щетину и сразу вспомнил о своем неприглядном виде. Больная протянула мне руку.

— Спасибо вам, — произнесла она со слезами на глазах.

Волнуемый разноречивыми чувствами, я покинул комнату больной. У порога ко мне подошла служанка.

— Поторопитесь приготовить завтрак для своей госпожи, — сказал я ей, — что у вас там есть?

Не отвечая мне, девушка потупилась, в смущении и растерянности теребя платок.

— Пойдем со мной, ты мне нужна, — сказал я, поняв, что скрывалось за этим смущением.

Вместе со служанкой мы зашли в несколько лавок и купили кое-какие продукты.

Я вернулся домой, сбросил шлепанцы, снял халат, скомкал его и забросил в самый дальний угол. Потом побежал в ванную бриться. Взглянув в зеркало, разразился язвительным смехом.

Выйдя из дому, чисто выбритый, надушенный, в приличном костюме, я задержался у дверей, размышляя: «Не опоздаю ли я на лекции на факультет?» Колебания были не долгими, ноги сами понесли меня к дому соседки. Поднимаясь по лестнице, я успокаивал себя мыслью, что должен проведать больную. Она по-прежнему лежала на кровати, но уже умытая и причесанная. Ее великолепные волосы спускались на плечи легкими волнами. Вся комната благоухала.

— Мне хотелось проведать вас до того, как идти на факультет, — сказал я, заметив, что тень удивления промелькнула на ее лице, — у меня только несколько минут.

Она улыбнулась, искоса взглянув на мой костюм.

— Извините, ночью мой вид был ужасен…

— А что вы собираетесь делать после окончания института? — спросила она, не отвечая на мое замечание и не отрывая от меня взгляда.

— Думаю, что буду работать в центре одной из провинций.

— В Верхнем Египте?{32}

— Нет, в Шибин эль-Коме{33}. У меня там родственники…

— А Верхний Египет не любите?

— Я там никогда не был.

— А я люблю, — произнесла она, глубоко вздохнув, — я родилась там, но не видела его уже давно, лет пятнадцать или больше…

И грусть омрачила ее лицо.

— Я хотел бы осмотреть вас, — сказал я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Делайте, что надо, — отвечала она безразлично.

Собрав весь свой опыт и знания, я внимательно осмотрел ее. Застарелый туберкулез лечить трудно. Я боялся, как бы она не догадалась о моих сомнениях. И, через силу улыбаясь, сказал:

— Состояние не вызывает опасений.

Она покачала головой, и трудно было понять этот молчаливый ответ.

— Ваше лечение будет несложным, — продолжал я, — оно вас не обременит: полный покой, калорийная пища, свежий воздух,