Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Маша видит Марту за последней партой, она показывает учителю средний палец. Как будто ее голосом Маша говорит:

– Спасибо за ценный совет, Виталий Витальевич, что бы я без вас делала, в следующий раз, оказавшись в приличном обществе, обязательно о вас вспомню.

С этими словами Маша присела в реверансе, подмигнула классному руководителю и вернулась за свою парту. По классу пробежал одобрительный смешок. Пока Виталий Витальевич, напыжившись, стирал с доски пример, Славик постучал сзади по плечу. Маша отклонилась назад на его шепот:

– Слушай, не бери в голову вообще. Виташа – гондон. И хорошо, что ты в трех слоях одежды сегодня, к нему на уроки только так и нужно ходить.

– Это почему?

– Да потому что он любит лапать школьниц. А потом отправлять им приглашения в ВК в игру «получи оргазм».

Маша аж прихрюкнула от смеха, зажимая рот кулаком.

– Фу, жесть, какая мерзость.

После уроков пришел спасительный ветерок. Ребята курили прямо на школьном дворе. Листья шелестели так, как они шелестят, кажется, только в начале осени.

– Дальневосточная, у меня есть место в машине, поедешь с нами?

Тот день точно развивался по заранее написанному сценарию, и у Маши не было других вариантов, кроме как отыгрывать свою роль. Она оказалась рядом с подругой Славика Эммой на заднем сиденье «лексуса». Эмма перекидывала густые длинные черные волосы с плеча на плечо, и от них пахло бергамотом и пачулями. Волосы Марты всегда пахли обычным детским шампунем.

В лобби небольшого клубного дома на Пречистенке было очень ярко от многочисленных светильников, вода жидкой слюдой стекала по стеклу, отделяющему зону лифтов, а в центре холла на тонких железных тросах покачивалась парусная лодка, составленная из нескольких листов меди, – эту конструкцию в скором времени снимут и заменят на какой-то другой баснословно дорогой концептуальный объект современного искусства.

– Дюха, ты как? – Славик по-свойски поздоровался за руку с консьержем в забавной кепочке, какие Маша позже видела у обслуги старомодных отелей в Париже. – У нас сегодня небольшая туса намечается, ты звони мне напрямую, если что.

Дюха, явно не чаявший души в Славике, просиял. Маша мельком посмотрелась в небольшое круглое зеркало, и что-то в возбужденно искрящихся глазах и поджатых губах напомнило ей Марту. Ребята уверенно прошли по длинному коридору к просторным лифтам, отделанным изнутри деревом.

Двери лифта на третьем этаже открылись сразу в квартиру Славика. До того дня подобные дома Маша видела только в кино. Сейчас бы люди сказали, что этот стиль называется «мы ремонтируем квартиру в разгар жирных нулевых и не знаем, куда бы еще потратить нашу гору денег». Но тогда Маша была ошарашена открывшимися неподготовленному провинциальному взгляду красотами интерьера. Выкрашенные в непривычный темно-синий цвет стены в сочетании с черным с белыми прожилками мрамором тут и там, необъятных размеров полукруглый рыжий кожаный диван в центре гостиной, шкура какого-то белого животного (медведь?) на полу. И эти странные арт-объекты повсюду: манекен человека с головой лошади слева от гигантского плоского телевизора; деревянный барашек в натуральную величину, сплошь в стразах, вместо журнального столика; многочисленные картины: яркая неопределенная размазня в золоченых курчавых рамах.

– Ну что, начнем с винчика?

Маша опустилась на край стула, сделанного в виде седла для верховой езды. Она села на арт-объект (или все-таки на дизайнерский предмет мебели?). Палыч, русоволосый друг Славика, с лица невинный, как ангелок, понизив голос, спросил у хозяина квартиры:

– А «первый» есть?

Маша тогда не знала, что такое «первый». Девочки сбились в кучку на диване и смеялись над чем-то, передавая друг другу мобильный. Маша встала со своего неудобного сиденья и стала прохаживаться по комнате. Ее внимание привлекли фотографии на камине. Славик принес бокал вина и улыбнулся:

– Это мамасита моя, перед этими съемками она только обновила ботокс, поэтому улыбнуться нормально не может. А это батя.

В первую неделю одиннадцатого класса Маша еще попыталась пару раз связаться с Мартой, все без толку. По телефону она сообщила матери, что Марта пропала, на что та отреагировала несколько странно, отмахнувшись от этой новости, как от незначительной мелочи. Мама сказала, что нужно фокусироваться на поступлении и лучшая подруга бы только отвлекала. Марта никогда ей не нравилась. Возможно, ей было неприятно видеть, что ее дочь явно проигрывает подруге по всем фронтам.

В новой школе Маша вполне влилась в местную тусовку cool kids, которые и не догадывались, что раньше она была придатком к Марте, аккумулятором, впитывавшим энергию ее поля, ее отражением, подделкой. Они не знали оригинала. Маша могла и дальше вести себя, как лучшая подруга. Решительно, бесстрашно. Маша дала себе слово, что поступит в институт и без поддержки Марты.

Маша отказалась от своей провинциальности, как от навязанной извне идеологии, и удалила из всех социальных сетей упоминание о том, что когда-то жила в городе Б. Пришлось полностью поменять гардероб: все паленые брендовые вещи с рынка, вся яркая бижутерия, купленная в ларьке «Оптимуса» у симпатичного китайца, были убраны подальше в шкаф. Маша стала каждое утро выпрямлять волосы тетиным утюжком, чтобы они были такие же гладкие, как у Эммы и прочих девочек в классе. Выпросила у отца денег на новую одежду и купила все вещи размеров Марты. Сознательно Маша не принимала решения похудеть, но тем не менее почти «зашила себе рот», чтобы и физически стать легкой, подвижной, какой была подруга. Строго контролировала порции, могла съесть несколько ложек салата и заявить, что сыта. Со временем мозг поверил в эти заявления, и она действительно чувствовала сытость и тяжесть в желудке после нескольких кусочков. Вес уходил быстро. Через пару месяцев, проходя мимо зеркала в прихожей, Маша боковым зрением уловила, как ей показалось, отражение Марты. Не веря своим глазам, приблизилась к зеркалу и поняла, что, копируя поведение подруги, как будто стала неведомым образом на нее похожа. Скулы заострились, очертилась линия подбородка, живот стал плоским. На похудевшем лице глаза как будто выглядели больше, они мерцали зеленцой. Как глаза Марты. Маша практически стала ею, и с тех пор каждый раз, быстро проходя мимо зеркала, могла уловить ее отражение. Подруга словно всегда была с ней. Внутри.

Таксист резко тормозит на перекрестке, не успев проскочить на желтый. Освежитель воздуха «Елочка», подвешенный на зеркало заднего вида, яростно раскачивается вперед-назад. Погрузившись в свои воспоминания, Маша не заметила, как они доехали до Пречистенки. Москва кричит праздничными огнями, но новогоднего настроения не возникает вот уже несколько лет. Пальцы сжимают подголовник переднего кресла. На фотографии в квартире Славика улыбался во все тридцать два винира мужчина, которого Маша видела в George V рядом с Мартой неделю назад.

15 (Маша)

Внешне клубный дом на Пречистенке совсем не изменился. За пазухой у храма Христа Спасителя, на так называемой «золотой миле», чувствовалась нездешняя атмосфера спокойствия и благополучия. Современные дома на несколько квартир в скандинавском стиле чередовались с идеально отреставрированными историческими особняками, похожими на пирожные в витрине «Кофемании».

Маша нажала на дверной звонок подъезда, но кнопка мягко ввалилась внутрь. Тогда она осторожно толкнула тяжелую стеклянную створу, и та поддалась. Странно, видимо, система охраны не работает. В просторном холле было прохладно и тихо: не мерцала вода, которая раньше серебряной пеленой стекала по дальней стене. Об иссякшем источнике напоминали ржавые рыжие разводы на стекле. С потолка свисал зловещий крюк, к которому когда-то крепились тросы, поддерживавшие арт-объект, впечатливший Машу при первом визите в квартиру Славика, – парусную лодку из листов меди. Несколько лет назад в этом доме по шумному коррупционному делу арестовали высокопоставленную чиновницу, видимо, после этого на первом этаже и перестали выставлять предметы современного искусства. Отец Славика тоже вроде как был замешан в каком-то финансовом скандале.

– Вы к кому?

Из-за стойки ресепшена высунулся охранник в камуфляжной форме, похожий на уголовника, и скрестил руки на груди.

– Я в восьмую.

– А, проходите. – Уголовник быстро потерял интерес и снова осел за массивную стойку.

В квартире Славика стоял резкий запах каких-то медикаментов и хлорной тряпки, какие бывают в школьных столовых. Из зала выплыла темноволосая Эмма.

– Маруся, дорогая! – Она кинулась Маше