Астра - Сидар Бауэрс

обстояли дела. Людей по соседству прибавлялось. Теперь никому не хотелось оставаться в городах с их раскаленными тротуарами, постоянными эпидемиями и растущей дороговизной жилья. Людям хотелось жить проще. Самим выращивать себе пищу. Знать своих соседей. Многим просто хотелось выйти на свежий воздух и дышать полной грудью, не опасаясь туч мошкары в мае. И за последние несколько проведенных здесь недель я стала подумывать, может быть, и мне хочется того же. Потому что, приехав сюда, я даже не удивилась, что чувствую себя тут совсем как дома.

Я не решалась приезжать в Небесную последние лет тридцать. И теперь, наверное, не решилась бы на это, если бы звонок Клоды не оставил мне никакого выбора.

– Ты все, что у него есть, и ему нужна забота. Настало время тебе что-то сделать, – заявила она мне совершенно безапелляционным тоном.

Да. Но нам всем нужна забота, подумала я и положила трубку. Он не моя проблема. Тем не менее на следующий день я позвонила Хьюго и Миранде, сказала, что мне нужен их небольшой дом на колесах, и впервые сама поехала в горы. Въехав в ворота, я увидела, что старая дорожка к Лагерю совсем заросла молодыми деревцами, и поехала другим путем через сады. Там у реки я заметила что-то вроде шалаша – раньше его не было.

Услышав звук двигателя, Рэймонд вышел из шаткой хибары и стал кричать, обвиняя меня в том, что я туристка и незаконно въехала в частные владения. Поначалу я обиделась, потому что, конечно, все эти годы делала то же самое, чем в свое время занималась Дорис, – оплачивала все счета Небесной и каждый месяц неизменно переводила деньги на счет Фермы, которая, по сути дела, раскинулась на моей земле. Но позже, когда я пыталась понять, почему Рэймонд хочет меня прогнать, до меня стала доходить далеко не шуточная серьезность ситуации. Он сильно облысел, по бокам головы волосы свисали длинными нечесаными патлами, подбородок и верхняя часть груди были скрыты кустистой бородой, костлявые руки покрывали подтеки грязи и буроватые пятна, как у картошки сорта Рассет Бербанк, – он был именно таким, каким мне его описала Клода: худой, усохший, с невнятной речью и бегающим взглядом мутных глаз. Складывалось впечатление, что он сильно недоедал. В то время, когда я была девочкой, своего рода образ не давал мне заснуть – я чувствовала себя ответственной за то, чтобы он оставался жив. Как будто, если я его не накормлю, если не услежу за каждым его движением, он умрет и оставит меня одну. Теперь, видимо, я оказалась близка к такому состоянию. Прошло всего пятьдесят с небольшим лет, чтобы мое предчувствие сбылось.

Я медленно и аккуратно объехала Рэймонда и припарковалась между теплицей и его халупой. Стало ясно: на какое-то время мне придется задержаться в Небесной, пока не соображу, как с ним поступить.

С тех пор каждый день я занималась своими новыми делами, лишь иногда нарушая их рутинное течение, когда ездила в город на жадно жравшем бензин старом грузовичке. В этих случаях я клала свой игральный кубик в углубление на приборной панели, открывала окна, включала радио и слушала первую попавшуюся передачу, смотрела на дачные участки с домами, понастроенными вдоль недавно заасфальтированной дороги. Козы, свиньи, клетки для кроликов, огороды. Я притормаживала, приглядываясь к людям, выгуливавшим на обочинах своих колли и пиренейских горных собак. А когда приезжала в Ланн, люди со мной здоровались. Меня там уже знали. Можно даже сказать, что завела там знакомых. И Джастин тоже стал вроде как другом. Уже несколько раз я приглашала его пропустить по стаканчику перед ужином. В Небесной у реки есть небольшой помост с двумя стульями, повернутыми в сторону запада, где можно посидеть и поболтать о том о сем. Впервые увидев эти стулья, я удивилась, что Рэймонд их там установил, так долго прожив в одиночестве. Мне стало интересно, о чьем визите он мог подумать: Глории? Дорис? А может быть, он меня себе воображал?

Какое-то время я ехала спокойно, потом, после того как Джастин свернул к районной больнице, заметила, что он украдкой на меня поглядывает.

– Тебе чего? – поинтересовалась я. Мелькнула мысль, что он, может быть, решил, что я с ним иногда флиртую.

– Мне жаль, что ты попала в такую передрягу. Тебе, должно быть, нелегко, – сказал он значительно серьезнее и рассудительнее, чем мне бы хотелось.

– Ох… – Я прикусила верхнюю губу. – Пожалуйста, не надо меня жалеть. Не очень-то я и расстроилась.

– Нет? – он пристально на меня посмотрел.

– Нет, – уверенно ответила я.

Потому что так оно и было. В тот момент я знала только то, что все наконец изменилось именно так, как я и предполагала. Потому что Рэймонд никогда больше снова не станет Рэймондом. Для этого было слишком поздно. Теперь он не сможет меня любить так, как я всегда надеялась, что он меня полюбит, и с этим ничего не поделаешь. Потому что теперь я могу себе сказать, что это в прошлом. Потому что теперь в каком-то смысле будущее казалось мне ярче, чем оно было долгие, долгие годы.

Неделю спустя после того, как Рэймонд обустроился в своей комнате, мне позвонили утром из дома престарелых.

– Вы можете приехать? – спросил управляющий таким деловым тоном, что дальше некуда. – Прошлой ночью нам пришлось снова переселить вашего отца. Нужно распаковать его вещи.

– О-о, – отозвалась я, поскольку не собиралась и не хотела ехать туда на этой неделе. Никакого желания не было.

– К сожалению, – продолжал управляющий, – ваш отец не привыкает к обстановке так успешно, как мы надеялись. Он постоянно вламывается в комнаты других людей и ищет выход. Мы опасаемся, что, если его немедленно не перевести в охраняемое крыло здания, он сможет отсюда уйти, – заключил он, и я ему поверила. Вот почему возвращаться туда так тяжело. Последние шестьдесят лет жизни Рэймонд привык все больше ковыряться в земле на свежем воздухе, а теперь я приговорила его к тому, чтобы он провел оставшиеся дни жизни в помещении. История столь же трагична, как рассказ о касатке, обреченной жить в бассейне.

– Хорошо, я приеду утром, но позже, – пообещала я.

По приезде я обрадовалась, увидев Ким, работавшую медсестрой в доме престарелых.

– Надо же, как здорово! – воскликнула я, когда в первый раз приехала туда навестить Рэймонда и увидела ее за стойкой регистратуры. Ее густые волосы, ставшие еще светлее от пробивавшейся седины, были подстрижены до уровня подбородка. Она почти не изменилась – симпатичная с добрым, внушающим доверие лицом.