Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

не догадывается, что он способен не только трудиться и мыслить, но и любить. Но не слишком ли развязно называть ее дорогой, ведь он хочет просить ее руки, жениться на ней. Как же к ней обратиться? И он написал: «Радость моя!» Нет, такое обращение она тоже может расценить как распущенность и легкомыслие. Эти слова могут ее рассмешить или обидеть. Она может принять его за опытного волокиту, подумать, что он ухаживает за ней с дурными намерениями. «Как же назвать ее?» — мучился Тауфик. Он взял новый лист бумаги и написал:

«Уважаемая Махасин! Я решил обратиться к Вам с письмом, хотя Вы ничего обо мне не знаете, кроме имени. Я давно собирался Вам написать, но мне не хватало смелости. Я боялся, что Вы неправильно истолкуете мое письмо. Сознаюсь, что мне действительно трудно выразить свои чувства ясно и четко. Я пишу это письмо глубокой ночью, мысли путаются в моей голове, измученной бессонницей. Поэтому я надеюсь на Ваше понимание и благосклонность и прошу не торопиться с окончательными выводами.

Дорогая моя, любимая Махасин! Ты не можешь представить, как велика моя любовь к тебе, как сильна моя страсть. Мои чувства к тебе глубже океанских пучин, сильнее ураганного ветра, жарче жгучих песков и чище морского жемчуга. Поверь мне, ради всего святого, и не сочти мои слова за досужий вымысел или горячечный бред больного. Меня действительно знобит, и я мечусь, как в лихорадке, но причиной тому лишь любовь к тебе. Она иссушила мое тело, и теперь мою жажду не смогут утолить все реки мира. Но меня исцелил бы один твой поцелуй. О, если бы я мог припасть к твоим коленям, чтобы согреться от холода, пронизывающего все тело! О, если бы я мог прижать твою руку к моему трепещущему сердцу, чтобы оно обрело прежний покой! Ведь сейчас оно бьется, словно крылья раненой птицы».

Горячая слеза скатилась по щеке Тауфика и упала на лист бумаги. Он перечитал написанное и остался недоволен. Нет, она не поверит его словам. Он отложил письмо, прилег на кровать и задумался. Мысли унесли его далеко-далеко, в родную деревню. Вот он подходит к дому, его встречают родные, выбегает Нафиса, его двоюродная сестра. Она сердится на него, осыпает упреками. Ему совестно, он просто сгорает от стыда за свое неприглядное поведение. Ведь он знает, что Нафиса любит его, что он для нее самый лучший, единственный на всем белом свете. И сам он, казалось, любил ее, хотя видел теперь, что это чувство не шло ни в какое сравнение с его теперешней страстью к Махасин. А он совсем забыл Нафису, попав в Хартум и погрузившись в водоворот университетской жизни. Только встреча с Махасин заставила его вспомнить о беззаветно любящей Нафисе… А Махасин не любит и не знает его. Как быть? Но, может быть, она полюбит его, когда они познакомятся ближе? Им постепенно овладела дремота, за которой последовало краткое забытье.

Некоторое время спустя он очнулся и приподнялся в кровати. Взяв письмо, он снова перечитал его, потом разорвал на мелкие клочки и бросил в корзину.

Растянувшись на кровати, он заснул, на этот раз глубоким, крепким сном. Ему снилась Махасин. Она сидела рядом с ним на краю кровати. Он горячо шептал ей о своей любви, а она с восторженным трепетом внимала каждому слову и на лице ее сияла счастливая улыбка. Их сердца учащенно бились, охваченные невыразимым восторгом. Махасин тоже выглядела усталой. Казалось, что она, как и Тауфик, последнее время не спит ночами. Она стала прощаться, собираясь уходить. Тауфик протянул к ней руку, и она подала ему свою. Руки их соединились. При мысли, что нужно расставаться, Тауфик пришел в ужас, на лице Махасин тоже отразилось смятение, сделавшее его еще прекрасней. Она уходила. Он цеплялся за край ее белой накидки, заклиная остаться. «Не покидай меня, Махасин! Прошу тебя! Умоляю!» Она на миг обернулась, он крепко сжал край ее белой накидки…

В девять часов утра пришел Осман и стал стучаться в дверь комнаты Тауфика. Тауфик проснулся и увидел, что рука его крепко сжимает подушку, которая во сне казалась ему накидкой Махасин. Он поднялся с постели и пошел открывать дверь, повторяя про себя: «О, как я хочу, чтобы она была со мной, здесь, в этой комнате».

Перевод В. Рущакова.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Около шести часов вечера Мухтар, отец Тауфика, возвращался домой после работы на поле. Мухтару было за пятьдесят, но он оставался полным сил и здоровья, мог работать чуть не целый день, не чувствуя усталости. Он вел здоровый образ жизни, не пил спиртного и не гонялся за наслаждениями. Единственным удовольствием, которое он себе позволял, был кофе. Он пил его дважды в день; утром, перед тем как уйти в поле, и вечером, после возвращения с работы. Вся жизнь Мухтара, с самой юности, прошла в заботах о жене, детях, отце, умершем два года назад, и матери, которая до сих пор жила с Мухтаром и его женой. Он старательно воспитывал Тауфика и дочерей в духе истинной веры. Мухтар был трудолюбив и настойчив, но жил в крайней нужде, обстоятельства складывались так, что большинство его желаний не осуществилось. Вопреки этому он искренне надеялся, что сын добьется того, чего не сумел добиться он сам. Мухтар видел в сыне свое продолжение. Да, Тауфик осуществит его мечты и вырвется из нужды. Когда Тауфик станет в Хартуме адвокатом, Мухтар построит себе самый большой дом в деревне. Он не переедет в Хартум, потому что терпеть не может городскую жизнь, а останется жить в деревне среди своих односельчан. Вся его жизнь постепенно переменится. Деревенские юноши охотно возьмут в жены дочерей Мухтара, а сам он станет время от времени посещать Тауфика в его большой конторе в Хартуме. Встречаясь друг с другом, жители деревни будут с уважением говорить о Мухтаре, который то уезжает в столицу, то возвращается оттуда. Отправляясь в гости к Тауфику, он будет надевать абаю. Мухтар наймет надежного человека, чтобы тот поливал лимонное дерево и продавал зелень, а сам будет сидеть дома и принимать гостей и посетителей. Вот о чем мечтал Мухтар по пути с поля домой.

Глинобитный дом Мухтара состоял из двух комнат и кухни, такой крохотной, что войти в нее можно было только согнувшись чуть не до земли. Мухтар пристроил эту кухоньку своими руками. Здесь готовили пищу, мололи зерно, здесь