Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

Для соседки Тауфика пристальное внимание с его стороны было приятной неожиданностью. Она давно была неравнодушна к Тауфику, но, как и Аватыф, не рассчитывала на ответный интерес и была уверена, что он ее не уважает. Причиной этого был следующий эпизод. Как-то ей предложили сыграть одну из ролей в небольшой пьесе, которую ставили на университетской сцене, и она после продолжительных уговоров согласилась. На первой же репетиции, однако, она отказалась надеть платье, в котором ей нужно было предстать перед зрителями и которое ей показалось нескромным, и не захотела участвовать в сцене, где ей предстояло упасть на колени перед возлюбленным и разрыдаться. Но Тауфик знал, что сперва она согласилась выступить в такой роли, а теперь, видно, думала, что это может уронить ее достоинство в его глазах.

Она украдкой посмотрела на Тауфика, не сводившего с нее глаз, их взгляды встретились, задержались на мгновение и разошлись, подняв в душе у обоих бурю чувств. Что может быть красноречивее и понятнее языка взглядов? Тауфик опустил голову, словно ослепленный сиянием ее глаз. Он снова попытался собрать волю и сосредоточиться на лекции, но его усилия были тщетны. Несколько раз он открывал и закрывал тетрадь, брал ручку, вертел ее в руках, пытался писать, но на белом листе появлялись лишь очертания девичьих глаз, лица и какие-то замысловатые круги.

Он еще раз осторожно, словно боясь блеска ее глаз, взглянул в сторону соседки. Свободно падающие темные волосы девушки просвечивали сквозь тонкое покрывало. Каждая черточка ее прелестного лица словно говорила ему: «Разве ты не видишь, как я хороша? Отчего же ты не замечал этого раньше? Дождись конца лекции, я встану, и ты увидишь, как грациозна моя походка».

Да, он знал эту девушку раньше. Однажды он даже оказался с нею за соседними столиками в кафе, но она не заинтересовала его. В то время он вообще не обращал внимания на девушек. Его душа была полна юношеских мечтаний о несбыточно прекрасном мире. Теперь он остался один, без друзей и соратников, его мечты рассыпались в прах, а будущее не внушало никаких надежд.

Хотя в свое время он и не проявил особого интереса к девушке, но знал, что ее зовут Махасин, и изредка вспоминал о ней. Он даже припомнил, что однажды, разговаривая с Османом о готовящемся спектакле, они обсуждали возможное участие в нем Махасин.

Но теперь Тауфик уже не мог не замечать ее красоту, завладевшую всем его существом. Профессор о чем-то рассказывал, Махасин записывала за ним, а Тауфик, подперев голову левой рукой и праздно держа ручку в правой, повернулся к девушке и не отрывал от нее глаз. Он следил, как кончики ее пальцев, сжимавшие ручку, легко скользят по листу бумаги, и пытался прочесть то, что она пишет, но мешала накидка. О, если бы он мог приподнять краешек накидки или тот снова приподнялся бы сам! Как прекрасны ее руки, лицо, глаза! Он желал любоваться ими вечно, но чтобы она не оборачивалась и не замечала его пылкого взгляда.

Но вот лекция закончилась, профессор собрал свои книги и вышел из аудитории. За целый час Тауфик не написал ни строчки. Он взглянул на тетрадь — кроме нескольких фраз, записанных в самом начале лекции, на ее листах были лишь странные круги, которые бессознательно нанесла его рука. Он удивился, как быстро пронеслось время. Но ведь его движение так относительно: еле тянется, когда ждешь встречи с любимой, и летит незаметно, когда она рядом.

Дождавшись, пока Махасин поднялась с места, поправила накидку и пошла к дверям, Тауфик преградил ей дорогу. Махасин удивленно взглянула на него, словно не понимая, почему он встал на ее пути. Тауфик стоял неподвижно, улыбаясь и бросая на нее влюбленные взгляды. Почувствовав укол в сердце, она улыбнулась в ответ и прошла с другой стороны. Он остался на месте, провожая ее глазами, а Махасин медленно и важно удалялась с торжествующим видом.

Махасин была среднего роста, стройная и гибкая. Ее движения были уверенными и изящными, походка легкой, хотя и не легкомысленной; в ней чувствовалась беззаботность и некоторая изнеженность. Ее безыскусственная красота очаровывала и восхищала. Вот Махасин скрылась в дверях, мелькнув краем белоснежной накидки.

Некоторое время Тауфик стоял один в пустой аудитории, потом она стала заполняться новой группой студентов, пришедших на следующую лекцию. Он собрал свои вещи и печально побрел к выходу.

Тауфик старался не думать о Махасин, но ее образ неотступно являлся в его мыслях, стоял перед глазами, словно наваждение. Чтобы отвлечься и на время забыть о ней, он решил занять себя другими мыслями, отправился в библиотеку и взял первую попавшуюся книгу. Но всякий раз, как он открывал новую страницу, строчки разбегались и из книги смотрело на него лицо Махасин — изгнать из сердца ее образ было выше его сил.

Шли дни, а любовь к Махасин по-прежнему переполняла сердце Тауфика, завладев всеми его помыслами. Днем он вел себя как все остальные люди, но по ночам, словно безумный, метался на постели, ломая голову над тем, как справиться с бурным потоком страстей. Если написать Махасин письмо, то как его передать? Как излить в нем свои чувства? Можно попросить помочь Османа, но он будет смеяться над ним. Как признаться, что он, только вчера говоривший о своем твердом намерении бросить университет, теперь крепко к нему привязан? Как отказаться от своих прежних взглядов, не уронив себя в глазах Османа? Неужели — после того как он осуждал их во всеуслышание — он станет одним из тех молодых людей, которые проводят время в тени деревьев, потягивая из бутылки кока-колу и перешептываясь с подружкой? Может быть, предоставить все времени, случаю, судьбе? Может быть, он случайно снова встретит Махасин в кафе или столкнется с ней в аудитории? Или возле библиотеки? Но он не мог положиться на судьбу и слепо доверять случаю. Вдруг появится соперник и, опередив его, предложит Махасин руку и сердце? Тогда все кончится: любовь увянет, не успев расцвести, роман закончится на первой странице, серенада умолкнет с первой же фразой.

Наконец он решил, что напишет письмо и отправит его по почте, а там будь что будет.

Был первый час ночи, когда измученный бессонницей Тауфик поднялся с постели, взял бумагу и ручку и, усевшись, начал писать.

«Любимая Махасин!»

Потом зачеркнул слово «любимая» и написал «дорогая». Разве можно называть ее любимой, если он с ней незнаком, да и она знает о нем лишь понаслышке? Ведь она