Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди

Или вроде того, что я делаю. Понимаете, ведь все люди на один лад. Я, с тех пор как грамоте научился, книги читаю, старые книги. «Месневи» три раза прочел. Так вот, там говорится, что только страдания, которые выпадут на долю человеку, могут убедить его, что маленький прозрачный ручеек, куда он вознамерился окунуться, на самом деле — безбрежный океан. А после того, как это случилось, я целый год читал книги моего сына все подряд, все эти романы и дастаны[63]. Были среди них такие, которые я не понял, а те, что понял, не помогли моему горю. Во всех этих книгах, как только дойдут до заветной запертой дверцы, либо разделываются кое-как со всей историей и быстренько ставят слово «конец», либо пускаются в описание какого-нибудь едва появившегося на свет младенца и начинают опять, вроде нас, чиновников, удостоверение личности выписывать… Но теперь глаза у меня ослабели, теперь уж мне не помогут ни эти очки, ни вставные зубы, ни палка, ни даже часы — такому старику, как я, все это ни к чему.

А жилец сказал:

— Я все-таки думаю, что ваша жена… ну, она понимает, что это вы их…

— Возможно. Она ведь, как спустится вниз, начинает меня будить: «Вставай, старик, Фархад письмо прислал». А я говорю: «Жена, дай ты мне поспать чуток!» И тогда она садится и начинает плакать. Но потом все-таки прячет письмо туда, где хранятся все остальные письма, и целый месяц тешит себя мыслями о внуке. Уж она его и нянчит, и ласкает… Ощупывает пальцами десны — не начали ли зубки резаться… Но ведь внучок подрастает, он уже так бойко ходит, что ей не поспеть за ним на улице… Ну, и она начинает мечтать о новом внучке, тихоходе, вроде нее самой. Я исполняю ее желание — и она принимает это. Чего еще ей желать? Ее доля лучше нашей — ведь она утешается своими внуками сколько душе угодно. Поверите ли, иногда вскочит среди ночи и говорит: «Старик, внук-то твой коклюш подхватил, надо что-то делать, помочь ребенку!»

И еще жилец спросил:

— Господин Фархади, часы при вас?

Старик хозяин вытащил из жилетного кармана часы.

— Должно быть, уже полседьмого… Полагаю, вам пора идти, они уже ждут. Да и мне домой пора, жена ведь…

— Да, я понимаю.

Только тогда старик хозяин надел шляпу и поспешно удалился своими быстрыми, мелкими шагами.

Другая встреча произошла в один из зимних вечеров. Начинался снег, мелкие снежинки легко садились на щеки и нос жильца, когда он увидел на бульваре Чахар-Баг своего хозяина. Старик вытащил из жилетного кармана часы, поднес их к уху, потом подошел к витрине часового магазина, поглядел на огромные стрелки, укрепленные на стекле, снова уставился на свои часы, встряхнул их, приложил к уху, а потом так и пошел с часами в руке. Затем он остановился у овощной лавки, посмотрел на большие стенные часы, висевшие прямо против дверей, опять вгляделся в свои карманные, потряс их, прислушался и двинулся дальше — все так же с часами в руках. Вот он нырнул под зонтик какого-то почтенного пожилого господина в очках и вежливо снял шляпу. Пожилой господин достал из жилетного кармана свои часы, пошевелил губами — и старик хозяин опустил голову, надвинул поглубже шляпу, убрал часы назад в карман жилетки и засеменил прочь.

Жилец знал, что сейчас старуха сидит со своим вязаньем на лежанке эйвана[64], как раз под его верандой, и смотрит на мужа. И едва поплавок вздрогнул, едва побежали от него по воде невысокие волны и старик схватился за удочку, а жилец, словно помогая ему, вцепился в авторучку, он услышал, как старуха взвизгнула:

— Ой, господи!

И тут жилец увидел, что крючок пуст. Он хлопнул себя по ляжке: «Опять эта проклятая мелкая рыбешка сожрала наживку!»

А старик снова взял хлебный катышек, насадил на крючок, огладил получившийся шарик длинными дрожащими пальцами, поднял удилище и закинул крючок точно в середину бассейна. Вновь расплылись по воде мелкие волны, и жилец, продолжая поглядывать на худую спину старика и на поплавок, который больше не шевелился, погрузился в воспоминания:

«Когда я дожидался домохозяина в нотариальной конторе, жилищный маклер, нашедший для меня эту квартиру, сказал:

— Это престарелые супруги, которых некому пожалеть.

— А дети? — спросил я. — Разве у них нет детей?

— Были. Но обе дочери переселились в лучший мир, а сын бог знает где обретается. Уже целый год о нем нет вестей.

И в этот момент я увидел старика, появившегося в дверях со шляпой в руке. Задыхаясь, он взобрался по крутой лестнице и остановился на минуту в дверях — тщедушная фигурка, такая маленькая и неприметная, что казалось, она сейчас исчезнет, растворится в зияющем дверном проеме.

— Проходите, пожалуйста, господин Фархади, — сказал маклер. Старик, не выпуская шляпы из рук, сел рядом с ним. Тот продолжал: — Я подыскал вам квартиросъемщика, человека во всех отношениях порядочного и достойного, к тому же не обремененного семейством.

И я увидел, как старый хозяин дома, опустив голову, теребит свою шляпу.

Пока служащие оформляли договор об аренде, старик и я подошли к окошечку. Секретарша обратилась к старику:

— Пишите здесь: «Нижеподписавшийся…»

И тот написал: «Я, нижеподписавшийся, Мохаммад Фархади, сын покойного Фархада, паспорт № 1122, выданный в Исфаханском округе, отставной служащий Бюро регистрации актов и записей гражданского состояния…»

— «…удостоверяю правильность вышеизложенного», — диктовала секретарша. Старик написал все, что требовалось, и подписался, а секретарша сказала:

— Отлично, господин Фархади, у вас прекрасный почерк.

Пришла моя очередь писать: «Я, нижеподписавшийся, Фархад Мохаммади, сын покойного Мохаммад-Али, паспорт № 2211, выданный в г. Абадане, служащий Бюро регистрации актов и записей гражданского состояния, подтверждаю правильность…» Я было попробовал подражать изящным росчеркам «шекясте»[65] старика, но, когда увидел ухмыляющиеся физиономии канцелярских служащих, уже захлопнувших свои книги, прекратил это, решив про себя потренироваться в каллиграфии, как-нибудь улучив свободную минутку на работе.

Когда мы уплатили гербовый и комиссионный сборы, старик поднялся, надел шляпу и сказал:

— Извините, господин Мохаммади, у меня дело, я должен идти. А вы завтра… нет, если позволите, послезавтра можете переезжать. Ведь ей, я имею в виду жену, еще нужно перетащить вещи Фархада со второго этажа на первый, прибрать там все.

Я тоже поднялся:

— Как вам угодно…

И старик, ступая совершенно бесшумно, скрылся за дверью: сколько я ни прислушивался, на лестнице не было слышно шагов, и тогда я понял, как удалось этому маленькому худому человеку с такой внезапностью возникнуть в дверях.

Попрощавшись с нотариусом и служащими, я вынужден был