#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было - Ирина Борисовна Оганова

– Что молчишь? Откуда такой обречённый взгляд? Да, кстати, как там твой Расул Гамзатов?

– Ильяс? При чём тут Гамзатов?

– Не знаю, на ум пришло. Хороший дагестанский поэт, твой отец обожал его. Ну так как он? Ещё существует?

– Мам, откуда такой цинизм? – Теперь не выдержала Мария и выбежала из кухни. Светлана Александровна нашла Марию на диване в гостиной с неизменным блокнотом и ручкой в руках. Она присела рядом и опустила голову на плечо дочери, что означало – прости, виновата, немного помолчала и начала свой величественный монолог.

– Наступает момент, когда стираются грани между матерью и дочкой. Особенно в нашем случае. Две сильные личности, и никто не хочет ходить на поводу друг у друга.

– Я-то сильная?! – перебила Мария.

Светлана Александровна, не обратив на возглас Марии никакого внимания, продолжила:

– Так вот, однажды мать и дочь становятся просто двумя взрослыми людьми, живущими в одной квартире. Что-то наподобие коммуналки. Иногда кто-то срывается, чаще – мир да благодать. Если вдуматься, это, конечно, ужасно. Только всё равно, что бы ни происходило, они остаются родными, близкими и любящими людьми.

* * *

Для Ильяса время тянулось с особой скоростью, точно он насильно замедлял его, но новый день неумолимо сменял прошедший, приближая дату сватовства. Поход в ювелирный за кольцом невесте он уже откладывал несколько раз, и Мадина, усмотрев в этом дурной знак, резко высказалась и пошла выбирать сама. В том, что Ильяс продолжает общаться с поэтессой, Мадина не сомневалась, слишком часто и подолгу запирается в своей комнате, раньше такого никогда не было. Если забывал закрыть дверь и она входила без стука, заставала его с телефоном у уха и улыбкой в тридцать два зуба. «С кем может так разговаривать?! Только с этой бесстыдницей!» Мадина проверила: книжка лежала всё там же, в боковом кармане его дорожной сумки, и лишь однажды он забыл её под подушкой, как много лет назад тетрадку с переписанными стихами. «Какое мистическое совпадение!» – суеверно нагнетала Мадина и у одной давней знакомой всё же раздобыла адресок какой-то бабки из Кизляра.

Ехать в Кизляр решила на такси, просить отвезти Расула не решилась: устроит скандал и никуда не пустит. Как только Расул остался в клинике на ночное дежурство, встала пораньше, чтобы исчезнуть из дома до его прихода. На столе Ильясу оставила записку: пусть не беспокоится и сам на кухне хозяйничает. Причину своего отсутствия придумать не получилось, не так часто она надолго отлучалась. «Если расспрашивать начнут, найду способ, как им зубы заговорить! Уж это у меня отлично получается! – успокаивала себя Мадина и больше переживала, что дело затеяла не благое и исламом порицаемое. – Лишь бы Ильясику хорошо было, а я уж как-нибудь вымолю прощение!»

Бабка оказалась вовсе не бабкой, а обычной цветущей женщиной лет пятидесяти, покрытой платком, как и подобает мусульманке. Мадина с недоверием разочарованно глянула на неё – но что поделать, если сама припёрлась, никто насильно не тянул. Женщина-ведунья хитро улыбнулась, прищурив глаза, подведённые чёрным как смоль карандашом, и предложила Мадине присесть.

– Рассказывай, всё как есть рассказывай. Ничего не утаивай!

Ведунья внимательно выслушала Мадину, встала и пошла за занавеску, где, очевидно, располагалась ещё одна комнатка.

– Подожди, сейчас посмотрю, что с сыном твоим.

Мадина огляделась – дом как дом, обычный, среднего достатка, каких полно по всему Дагестану. То и дело забегали два маленьких мальчишки, смеялись и тут же исчезали. «Наверно, внуки», – решила Мадина. Один раз заглянул старый сгорбленный дед, опираясь на деревянную палку, зло зыркнул на неё и исчез, как видение. Мадине стало совсем не по себе, сто раз пожалела, что совершает такой грех, хоть и во имя единственного сына.

Вскоре женщина вернулась, села, посмотрела пристально на Мадину и заговорила:

– Любит он эту женщину. Начну отводить его от неё – вред ему большой сделаю. А свадьба твоего сына под большой угрозой. Что думаешь? Что делать будем?

Вот такое услышать Мадина совсем не ожидала. Ей хотелось вскочить и заорать на весь дом: «Сыну зла не желаю! Сделай что-нибудь с этой Марией! Нашли на её голову все проклятия, уничтожь её, чтобы навсегда стёрлось из моей памяти это имя! С той минуты, как узнала о её существовании, жизнь моя превратилась в ад и постоянный страх!»

Они молча сидели друг напротив друга, потом Мадина, уставшая и разбитая, медленно встала и тихо, едва слышно, куда-то в сторону промолвила:

– Ничего не надо… На всё воля Аллаха. Сколько я вам должна?

– Ничего не должна. Ин ша Аллах. На всё воля Аллаха.

Оставалось три дня до сватовства. Эти дни стали самыми мучительными для Мадины, часто вскакивала среди ночи и тихонько шла в комнату Ильяса проверить, на месте ли он. Была дурная мысль спрятать его паспорт, чтобы, не дай бог, не уехал раньше, но она не сделала этого – не поступит Ильяс так, не разобьёт матери сердце.

Ума с Ахмедом и Джамилей приехали из Ростова, и Ума сразу забежала к Мадине попить чаю да посудачить, Ильяс только-только из университета вернулся. Заходит на кухню, а там Ума, мать Джамили сидит. Покраснел, растерялся, поприветствовал Уму и поспешил удалиться.

– Что это с ним? Как огня меня испугался!

– Не говори так! Воспитанный Ильяс, застеснялся. Как-никак, мать невесты в гости зашла!

«Ильяс! – писала Мария. – Я так счастлива, что ты совсем скоро вернёшься в Москву! Дни считаю! Чувствую, и тебе хочется поскорее вырваться. Голос у тебя грустный в последнее время. Не узнаю тебя». Ильяс и сам себя не узнавал, плыл по течению, как безвольное существо, которое вдруг лишили права голоса и возможности сопротивляться.

Сватовство прошло тихо и без происшествий. Он при всех надел Джамиле на пальчик колечко с брильянтовой розочкой, и её судьба была решена, как, впрочем, и судьба самого Ильяса. Неожиданно к нему пришло смирение и принятие нынешнего положения. «Мария! Поймёт ли она меня? Сможет ли осознать, что я не в силах был ничего изменить? Теперь всё зависит от неё: если любит, значит, как и я, примет эту неизбежность».

На следующий день Ильяс улетал в Москву, и Мадина, как всегда, приготовила ему с собой сумку-холодильник, которая уже ждала его в прихожей. После бессонных ночей Мадина впервые как следует выспалась и снова, как пропеллер, носилась по квартире, создавая излишнюю суету, связанную с отъездом сына. Её сердце успокоилось – осталось отыграть свадьбу: дату пока не назначили, но она совсем не за горами, может, к концу апреля