#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было - Ирина Борисовна Оганова

– Мы рядом, и это самая большая ценность для меня. Как быстро наступило утро. Или уже день?

– Странно… Огромный Петербург уменьшился до размеров моей квартиры. За окном жизнь, суета, музеи, выставки, театральные постановки, ресторанчики… Другая реальность. Не наша. А мы существуем в собственном моменте, отстранённые от всего… Это сближает нас ещё больше и в то же время разъединяет… Ищем радость – сеем тоску и безысходность. Ты однажды устанешь от этого, Ильясик. Должны присутствовать движение, поиск новых ощущений, неизведанных дорог…

– Всё будет, Мария, однажды так и будет…

– Ильяс, иногда накатывает такая грусть…

Мария своими словами разбивала его сердце: если бы он умел, то непременно сейчас заплакал, позабыв о гордости. «Как утешить её, как сделать счастливей, если ещё немного, и она станет во сто крат несчастней. Скрыть, обмануть? И что потом? Изворачиваться, следить за каждым словом, продумывать каждый шаг? После свадьбы, по всем правилам, Джамиля должна переехать в Москву на правах законной жены, и солгав, моя жизнь превратится в ещё больший кошмар».

– Давай выйдем пораньше и посидим где-нибудь до поезда? Ты знаешь тихое место рядом с вокзалом? Мы должны поговорить…

Предчувствие не подвело Марию, она знала, что однажды Ильяс скажет ей простую безобидную фразу «Нам надо поговорить…», после которой наступит конец, только неясно, что послужит причиной. Перебирать в голове возможные варианты не стала: слишком страшно, хочется спрятаться, убежать от самой себя. Но это невозможно. Никому ещё не удавалось и не удастся.

Неподалёку от Московского вокзала зашли в заведение, похожее на большую столовую с окнами, обклеенными плакатами, призывающими обратить внимание на низкие цены и качественную домашнюю еду. Грубо сколоченные деревянные столы, убогие пластиковые стулья, равнодушные официантки, запах кухни.

– Ну и местечко! Может, поищем что-нибудь другое?

– Мне нормально… – тихо сказала Мария и присела на скользкий пластик. – У нас не больше часа.

– Наверно, ты права… Времени совсем не осталось…

– Ильяс! Не тяни. Рассказывай. О чём ты хотел поговорить?

– Давай сначала что-нибудь закажем.

Ильяс вертел меню, не мог сосредоточиться, разучился делать два дела сразу – страдать и вникать в смысл написанного.

– Я ничего не буду.

– Тогда и я ничего не буду!

Ильяс отшвырнул от себя меню, и оно полетело в конец стола.

– Хорошо… тогда капучино… Ты злишься?

– Если бы…

Он не знал, с чего начать. Больше всего не хотелось оправдываться и делать во всём виноватой мать. Мария терпеливо ждала и, не отрываясь, смотрела ему прямо в глаза.

– Я помолвлен…

Почему он начал с главного – не понял; наверное, так будет легче ей и ему. Реакции на его заявление не последовало, будто он рассказывает ей захватывающую историю, которая к ним не имеет никакого отношения, и Мария продолжала глоточками сосредоточенно пить свой капучино. Только это было далеко не так. Сначала она почувствовала онемение в кончиках пальцев, следом стали неметь губы, кривиться рот и затруднять привычный процесс глотания. Ильяс продолжал, а она, как синхронист, про себя повторяла его слова. Смысл доходил и медленно вводил в ментальный шок, но в целом несильно отражался на её поведении. Он был уверен, что она заплачет, только глаза Марии оставались сухими, не бегали, и это терзало его ещё больше. Она тихо поставила чашку на стол, сложила руки, как складывают их на уроке примерные ученицы, и вдруг спокойным голосом изрекла:

– И чего ты теперь хочешь от меня?

Мария вдруг стала какой-то некрасивой, он смотрел на неё, но продолжал любить.

– Давай не будем придавать этому значения! Я хочу, чтобы ты осталась со мной!

Он попытался взять её за руки – она отпрянула, спрятала их под стол, чтобы он не смог до них дотянуться.

– У тебя, наверно, многожёнство передалось с молоком матери… – зло бросила Мария.

– Не говори глупости! У нас это уже редкость. Осталось где-то в глубинке. Мария, бывают непредвиденные обстоятельства. Это никак не отразится на моём отношении к тебе. Я только сейчас понял, насколько сильно тебя люблю!

– Да это чёрт знает что!! Неужели ты хоть на секунду мог предположить, что я пойду на это?! Какую незавидную роль ты мне отвёл, однако!

Она зло рассмеялась, не потому что ей стало смешно, просто вдруг не смогла заплакать. Гнев, злость, отчаянье, любовь – всё слилось воедино, в один гигантский пузырь, и он готов был вот-вот разорваться внутри неё.

– Куда ты?! – Ильяс вскочил вслед за ней, на ходу сунул официантке деньги за капучино и догнал Марию на перекрёстке у светофора.

– Сейчас же застегнись! Простудишься!

– Тебя это больше не касается!

Ильяс крепко схватил её за рукав куртки, не давая возможности вырваться.

– Прекращай! Люди смотрят!

– Мне всё равно! – кричала Мария. – Оставь меня в покое! Тебя больше нет! Ты не существуешь! С этой минуты ты чужой! Жила без тебя, проживу дальше. Дура я, ведь так и должно было случиться! А я надеялась! Думала, во всём есть исключения. Сказки всё это! Рано или поздно приходит расплата за легкомыслие и недальновидность!

– Это твоё последнее слово?

На Ильяса было страшно смотреть. Она боролась с сомнениями: «Если он уйдёт, то навсегда! Опять одна, опять постылое одиночество! Некого ждать, не по кому скучать!»

– Я опаздываю на поезд. Так это последнее слово или ты подумаешь и всё сможешь понять?

– Нет, Ильяс! Не смогу ни понять, ни принять!

Он отпустил её, сказал: «Прости», – и быстро пошёл в сторону вокзала. Мария сделала несколько шагов в его сторону и резко остановилась. Она не сможет с этим жить, лучше раз и навсегда переболеть, вычеркнуть, забыть, сжечь. Опять неведомая сила потащила к Дворцовому мосту. Поднялся сильный холодный ветер, он больно хлестал её по щекам, под ногами хлюпал талый снег. «Ещё пару дней такой погоды – снег окончательно растает, ветер подсушит тротуары, и так до новых снегопадов, если они ещё ожидаются в этом году. Какое омерзительное начало года! Недаром что високосный. Господи, как больно, как невыносимо больно!»

На мосту ветер бушевал ещё сильнее и пронизывал насквозь. От холода и обиды Мария обхватила себя руками, упёрлась телом в чугунную ограду и громко навзрыд разрыдалась. Ильяс стоял у неё перед глазами, и она никак не могла поверить, что никогда больше между ними не будет близости, что не дотронется до его волос, не почувствует его дыхания, не сможет вглядываться в его глаза и мечтать – мечтать о том, как сложится их дальнейшая жизнь.