#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было - Ирина Борисовна Оганова

– Так мы толком и не отпраздновали окончание твоей магистратуры. Где это видано, втроём чаю попили на кухне, и всё! Следующий раз приедешь, надо обязательно отметить. Дед твой вчера звонил, возмущался. Всё ты, Ильяс! До сих пор не могу простить себе, что не настояла. Такое событие! Перед роднёй стыдно.

– Не много ли праздников на мою голову? Ладно, мам, пошёл я, отец в машине заждался.

«Даже не обнял на прощание! Так и не может в душе простить, что за него всё решила. Ничего, потерплю. Молодой ещё, зелёный, правды жизни не знает! Напридумывал себе и мучается понапрасну».

* * *

– Мама, мама, Ильяс в Москву вернулся, в субботу в Питер на один день приедет!

– И что, мне теперь прыгать до потолка от радости? – Светлана Александровна посмотрела на дочь поверх очков и добавила: – От меня что требуется? Покинуть квартиру на этот период? Я правильно поняла?

– Ну зачем ты так! Ильяс снимет что-нибудь. Он что, разве когда напрашивался?! В тот раз я сама ему предложила, и ты, между прочим, была не против!

– В тот раз, если ты припоминаешь, я отсутствовала, – отрезала Светлана Александровна, не уточняя, что была на даче у Сергея Павловича. – Хотя… Так и быть, отправлюсь к Эллочке с ночёвкой.

Мария приготовилась рассыпаться в благодарностях, но Светлана Александровна остановила её: терпеть этого не могла, тем более от родной дочери.

* * *

– Ильяс! Снимать ничего не надо, мамы дома не будет! Подвезло нам!

– Нет, Мария. Так не пойдёт.

– Почему? – удивилась Маша. – Разве тебе у нас не понравилось?

– Всё понравилось. Просто не хочу.

Ильяс хотел, но не мог. Не мог приехать в её дом, спать, есть, а потом сообщить, что надел обручальное кольцо на палец другой. В его представлении это было верхом неприличия. Но Мария настаивала: им гораздо лучше у неё, и она сама чувствует себя дома спокойней и уверенней. «Зачем он всё усложняет? Что с ним творится? Столько вопросов крутится в моей голове! И грустно, и тревожно… Как трудно быть счастливой! Может, я просто не умею ею быть? Придаю значение мелочам, ковыряюсь в себе, в нём… Ищу потаённый смысл в каждом его слове и поступке… Почему нельзя на всё смотреть проще? Вывод напрашивается один: дело только во мне или только в нём. А что с ним – мне не понять. Мужчины не могут быть ровными в своём отношении, за подъёмом чувств нередко следует спад. Какие-то они цикличные, нестабильные…»

Мне идти до тебя долго;

Как же сердце стучит больно!

Чтобы больше не жить в неволе…

Ноги в кровь разбивая в дороге,

Мне идти до тебя надо!

Сквозь дожди, снега и пожарища!

Нет для этой мечты преграды,

И нет у этой мечты товарища!

Мне идти до тебя – счастье!

Знаешь ты, в этом нет тайны!

Мы с тобой одного части:

Все случайности – неслучайны!

«Так уже было…» – подумала Мария, увидев Ильяса с огромным букетом белых роз и скомканным целлофаном под мышкой.

– Боже мой, как ты похудел! – Мария повисла у него на шее и притихла от счастья.

– Подожди, милая, руки заняты, не обнять.

– Кушать хочешь? – засуетилась Мария, пытаясь обхватить букет и помочь Ильясу стянуть куртку.

– Нет, есть не хочу.

– Может, чаю? Иди брось сумку в комнату, я пока чайник поставлю.

«Редко видимся… Отвыкаем, снова привыкаем… Заколдованный круг…» – вздохнула Мария и принялась на всякий случай накрывать на стол – вдруг всё-таки голодный.

Ильяс сначала пошёл в ванную комнату и, тупо уставившись на руки, долго намыливал их в раковине, потом долго держал их под горячей водой, разглядывая своё отражение в зеркале. «Неважно выгляжу. Небритый… Сейчас начнёт мне выговаривать. Может, сходить за бритвой? Точно же взял…» Он несколько раз провёл пятернёй по жёсткой щетине и понял, как мучительно лень заниматься неважными делами, легче выслушать ворчание Марии. Сейчас ему придётся смотреть ей в глаза, делать беззаботный вид, а завтра перед самым отъездом сообщить о своей помолвке.

– Ильяс, ты скоро?! – позвала Мария. – Садись! Жаль, что не пьёшь. Сейчас бы подняли бокалы за новоиспечённого магистра! Ты такой молодец!

Ильяс, согнувшись над столом, помешивал ложкой чай и внимательно что-то в нём разглядывал, иногда поднимал на Марию уставшие глаза цвета горького шоколада.

– Ты так смотришь на меня странно, Ильяс… Даже не знаю, как сказать… То ли хочешь спросить о чём-то, то ли рассказать… У тебя на лице застыл вопрос.

– Плохо спал. Ерунда, сейчас в себя приду. Ты тоже на меня странно смотришь, – заулыбался Ильяс, протянул руки и усадил её к себе на колени. – Давай обнимемся крепко-крепко и помолчим.

Она слышала, как ровно бьётся его сердце, чувствовала тёплое дыхание – казалось, ещё немного, и он так и заснёт сидя, кольцом сцепив руки за её спиной. В такой позе ей было неудобно, и она тихонечко начала высвобождаться из его крепких объятий.

– Мне так хорошо сейчас, Мария. Если бы ты знала, как хорошо! Мог бы вечность так просидеть…

– Ильяс, ну что ты несёшь?! Зачем? Столько интересного вокруг! Вставай! Это, конечно, очень забавно, что ты каждый раз приезжаешь ко мне дико уставший. – Мария заулыбалась и чмокнула его в самую макушку. – Ну очнись!

– Не понимаю, почему так происходит. Расслабляюсь с тобой, теряю способность думать, ориентироваться. Дурею, одним словом. Ты меня гипнотизируешь. Я всё понял!

– А когда мы смеёмся, как подорванные, что я делаю?! – усмехнулась Мария.

– Тоже гипнотизируешь! – рассмеялся Ильяс и начал приходить в себя.

– Вот и глазки загорелись! Мне удалось тебя растормошить! Есть будешь или убирать со стола?

– Убирай! Хочу лечь с тобой рядом, просто лечь…

– И всё?

– Нет, конечно! Ну ты и вопросы задаёшь! Дай только до кровати доползти. Больше месяца не виделись!

– Не знаю… Я так сильно тебя ждала, что время пролетело незаметно.

– Мария! Ты со мной навсегда? Правда?

– Да, Ильяс! Всегда и навсегда!

Он и среди ночи неоднократно во сне звал её по имени, она сквозь дрёму отвечала ему, но он ничего не слышал. Просыпаться им не хотелось, блаженно томились под тёплым пуховым одеялом, не желая знать, который час.

– В этот раз мы с тобой больше спали, чем общались, – улыбалась Маша и тихонько водила пальцами по