Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

женщина смотрела на него как красавица на чудовище в конце сказки. При мысли о женщинах в его груди стало жарко. Гоблин рывком включил передачу и с ревом тронулся с места. Огромный крузак спрыгнул с газона, как кит из океана, разбрызгивая траву и черную влажную землю на асфальт и скамейки. Пронесся несколько метров, отделяющих его от подъезда, и замер в полуметре от двери.

– Уф! – в ыдохнул Дерганый Толик и сказал, заикаясь: – М не показалось, ты хочешь прям по лестнице въехать!

Еще и заикается, придурок.

Джип встал в кармане перед подъездом, как винная пробка в опрокинутой кефирной бутылке: место пройти еще осталось, но только бочком и аккуратно. Не забалуешь.

***

– Кто здесь? – спросил Дэн, делая шаг в темноту.

Нога ступила во что-то мягкое и скользкое, вроде шифонового платка, и поехала вперед. Дэн потерял равновесие, ухнул вниз, больно растягивая пах, и тут же что-то тяжелое вылетело на него из темноты.

Удар чиркнул по голове, с хлопком рассыпался по плечам и застучал дробно по полу. Не поскользнись он, пришлось бы точно в лоб. Последнее, что почувствовал Дэн, перед тем, как мир преобразился, – покалывание в руках и раскаленный обруч боли внутри головы.

Пространство вокруг получило объем и одновременно стало плоским и схематичным, как в компьютерной игре. Свет ослепил глаза. Он был таким ярким, что, казалось, проникал даже сквозь одежду. Воздух загустел, как силикон, стал вязким и принял его тело, поддержав в падении. Время замедлилось, как и движения того, кто секунду назад нанес удар.

Тело Дэна замерло и продолжило падение, но так медленно, что до встречи с замусоренным полом он успел бы достать сигарету, прикурить и сделать несколько неторопливых затяжек. Дэн падал и видел всю квартиру в малейших подробностях. Взгляд его проникал даже за обои. Стены перестали быть препятствием. Он смотрел сразу в нескольких направлениях и думал о тысяче вещей одновременно. Странно, но это его не удивило.

Дэн все вспомнил. Он узнал решетку, все эти линии, мелко вибрирующие, пронзающие пространство и ускользающие вдаль, в бесконечность, во все стороны, куда ни кинь взгляд. Он знал: это и есть то, на чем держится мир. Дэн словно очутился в детском кошмаре, который всегда считал дурным сном, внезапно обретшим черты реальности. Он видел свои руки, раскинутые при падении, они тоже изменились. Ладони раздались в стороны, пальцы потянулись вперед, обрастая узловатыми суставами и мышцами, как у грузчика, годами таскающего тяжести, или механика, закручивающего болты пальцами из лени тянуться за ключом. Он увидел капли крови, зависшие перед глазами, как в невесомости. Это была его кровь.

Он слышал, снова и снова, как с треском бьется о его лоб ваза из толстого белого фарфора с розами, нарисованными смелой и свободной кистью художника. Он вдыхал запах пыли изнутри этой вазы и улавливал сотни букетов, что стояли в ней когда-то. Пахло так, словно всю квартиру засыпали свежими цветами.

Он видел и девушку, которая спряталась за углом. Заметил угасающее свечение ее движений, застывшие руки над головой. Глаза ее за темными линзами очков в круглой металлической оправе свирепо блестели. Широко разинутый рот застыл в беззвучном крике. От девушки фиолетовыми толчками исходило отчаяние.

Разве можно жалеть того, кто хочет твоей смерти? Выходит, можно. Девушка выглядела молодо и привлекательно, невзирая на гримасу, исказившую лицо. У нее были тонкие пальцы пианистки и облупленный фиолетовый лак на крепких длинных ногтях. Из-под кепки выбивался локон. «Она ударила меня от безысходности», – понял Дэн, качнулся на сетке, которая держала его тело, и подался вперед. В нем рождалась сила, какой он еще не испытывал. Дэн знал, что может изменить обычный порядок вещей, воздействуя на эту энергетическую решетку и на линии, из которых она составлена. Он мог, например, качнуть весь дом, так, чтобы люди посыпались из него, как карандаши из пенала. Но он не хотел.

Вместо этого Дэн сбил девушку с ног. Просто дернул из-под ее ног мерцающую зеленую линию, как ковровую дорожку, и она рухнула на спину. Пока она падала, медленно, как лист каштана в осеннем парке, Дэн осмотрелся. Комната с балконом выходила на дорогу, по которой его привез таксист. Шторы были глухо задернуты, в комнате темно. Но он все равно видел сквозь них сломанную скамейку среди елей, дорогу и припаркованную на ней красную машину, потом лес, за ним Обь, казахские степи, Каспийское море и окутанную нежной дымкой Африку. Даль манила, но он вернулся. Внимательно оглядел незнакомку в бейсболке. Спина ее уже коснулась пола, выражение лица изменилось. Губы сжались в тонкую линию, показывая внутреннее напряжение.

– Кто ты? – спросил Дэн. Голос его прозвучал, как пароходный гудок. В окне задребезжали стекла.

А потом глаза ослепила вспышка голубого света, который исходил из груди девушки. Дэн заслонил рукой лицо, до того нестерпимо ярким был этот свет. Воздух в комнате сжался в одну точку, а потом расширился с громким хлопком, словно разорвалась граната.

Дэна отбросило назад, и он, ломая шкаф, влетел спиной в кирпичную стену, сжигая несколько слоев старых обоев. Злой как черт, он отшвырнул в стороны обломки шкафа и замер. Девушка стояла прямо над ним, окруженная голубоватым сиянием. Волосы ее были распущены, лицо, искаженное злобой, ужасно и в то же время прекрасно. Она медленно занесла над ним кулак. Вокруг него пульсировало голубое сияние, напоминающее огонь из газовой конфорки.

Дэн не чувствовал страха, только удивление, и, наверное, это придало ему сил. Едва дыхание вернулось, он схватился за вертикальную нежно-голубую линию, исчезающую дугой где-то за сгустком звезд в бесконечности, и взлетел, раскидывая труху, оставшуюся от платяного шкафа.

Одной рукой он блокировал удар девушки, а другой вцепился ей в горло. Они покатились, и ему удалось прижать ее всем телом к полу. Теперь глаза ее смотрели на него снизу.

Дэну показалось, что он смотрится в зеркало. Один глаз голубой, другой карий. Точная копия его, только черты лица тоньше, нежнее. Пальцы разжались сами собой. Он ослабил хватку, и девушка воспользовалась заминкой. Извернулась, как кошка, и дернула штору. Ткань со звоном оторвалась от карниза, солнце расплавленным металлом брызнуло в квартиру, освещая все обычным земным светом, и наваждение исчезло. Пропали и линии, и решетка, пронизывающая мир.

– Кто ты? – спросил Дэн, хотя и так знал ответ.

– Слезь… – прохрипела она, – слезь с меня, придурок!

Дэн знал, что девушка ему не навредит. Встал, оттолкнувшись руками от пола. Его качнуло, он стукнулся плечом о стену. В голове словно перфоратором долбили. Боль