Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

Дэн смотрел в комнату глазами Леры. Теперь это не удивляло. Они стали единым целым. Он увидел перед собой двух человек, одного здорового, другого поменьше, а потом наверху грохнуло, будто лопнул огромный воздушный шар, и Дэн от неожиданности присел. В окне сверкнула зеленая вспышка, с грохотом вылетело тысячами осколков стекло. Парнишка из машины отскочил назад. Связь с Лерой оборвалась. Дэн больше не чувствовал ничего, кроме горячих лучей света на лице.

Через секунду на балкон, пошатываясь, вышла Лера. От ее одежды валил пар. Или это дым? Что случилось с ее лицом? Мимо проскочил парнишка из красной машины. Дэн шагнул за ним. Они встали под балкон и подхватили Леру, свалившуюся на них, как куль с мукой.

– В машину! – крикнул парнишка.

Оно и коню понятно, что нужно делать ноги, и как можно скорее. Чего орать-то?

– Ты – назад! – приказал парнишка. Ему явно нравилось командовать.

Они посадили Леру на переднее сиденье, при этом парень все оттеснял Дэна плечом. Да ради бога! Он ей муж, что ли? Парнишка пристегнул Леру, и, прежде чем дверь захлопнулась, Дэн понял, что не так у Леры с лицом. У нее напрочь отсутствовали брови и ресницы.

Живее!

Дэн плюхнулся назад, с трудом уминая колени в спинку кресла.

Все произошло как в крутом боевике. Через пару секунд они с воем сдали назад по дорожке. Вот тут-то и нарисовался черт, что сторожил у подъезда. Только был он не в крузаке, а в черном, блестящем, как навороченная игрушка, «гелендвагене». За лобовым стеклом с отражениями облаков хмурилось уродливое лицо со шрамом.

– Гони! – заорал Дэн. – Это Сарыч!

Он крепко прижал к груди урну, словно от того, насколько сильно он на нее давит, зависело, уйдут ли они от погони.

Парнишка за рулем резко выкрутил руль и так сильно топнул в педаль газа, будто хотел дыру в полу пробить. Их крутануло, и Дэн чуть не вынес урной стекло слева от себя. Влетел со всей дури плечом в дверь. Мимо зелено-синей вспышкой мелькнул дом, а вместе с ним елки и трава. Салон наполнился вонью жженой резины, а потом Дэн боднул лбом кресло впереди. Это они рванули вперед. Кто бы мог подумать, что в этой крошечной машинке может быть столько прыти! Дэн обернулся. «Гелендваген» всей своей хищной мордой с блестящим кенгурятником и неуместно большим мерседесовским шильдиком завис над ними.

Глава 26

– Эй, Вован! – позвал Дерганый Толик. – Смотри! – уткнулся в стекло носом. Под ним расплылось круглое запотевшее пятно. Толик выдыхал – оно увеличивалось, набегало на стекло, как море на песок, и опять стремилось к носу, уменьшаясь.

– Ну чего?

– Юра ключи в машине оставил.

– Ясень пень, оставил, – ответил Гоблин, широко зевая. – Он же не дебил, как ты. Случись чего, как мы выезжать будем?

– А-а-а, понятно, – протянул Толик и разогнулся. Запотевшее пятно исчезло.

Гоблин подошел к двери подъезда, сунул внутрь голову и прислушался. В темноте его лысина поблескивала.

– Че там? – спросил Дерганый Толик.

– Кошками воняет.

– У нас в подъезде тоже. А кошек отродясь не водилось. Загадка…

– А себя нюхал?

– Че?

– Через плечо! Где они так долго? Давай поднимись, глянь там, что и как. Не нарывайся только!

Дерганый Толик растянул рот в улыбке. Всегда рад лишний раз доказать, что он не калека. Его эго бежало далеко впереди скрюченных болезнью ног. Сделал лицо как у Рэмбо (обхохочешься!) и поковылял к подъезду, как огромная человекообразная креветка.

***

Вам кажется, что жить трудно. Мучаетесь. Да вы и не жили-то толком, и трудностей не видели. И все равно ноете. Жалуетесь на здоровье, на отсутствие денег, на вороватую власть.

Жалуются здоровенные лбы, роняя слезы в пивные стаканы, жалуются миловидные красотки своим статусным подругам, заливая слезами айфон последней модели, жалуются крепкие еще старики в очереди к терапевту в районной поликлинике. В этом жалобном тягучем хоре чей угодно здравый голос потонет.

Дерганый Толик не унывал. Он знал цену жизни, не раз свешивая покалеченные ноги с ее края. Он прошел через боль, страдания и отчаяние и не нуждался в жалости. Прохожие прятали глаза, увидев его, никто не догадывался, что этот сломанный парень – самый счастливый человек на свете. С детства он видел десятки таких же скрюченных, никому не нужных, лелеющих вонючие пролежни, скулящих в собственном дерьме. В больницах, медицинских центрах, санаториях – в езде, куда таскала его мать, смертельно уставшая и от сына, и от его болезни. Эти никому не нужные люди зачем-то цеплялись за свои никчемные жизни.

Не о таком будущем мечтал Толя, пережеванный и выплюнутый полиомиелитом (почему я, мама?). Он не хотел заживо гнить в четырех стенах, оклеенными веселенькими обоями безысходности. Заставил себя перешагнуть через лень и боль. Он делал все, что говорили врачи, и даже больше, и к подростковому возрасту смог ходить без посторонней помощи. Просто чудо. Дерганый Толик знал о боли все и мог бы написать о ней толстенную книгу, но мечтал о другом. Он хотел телочек и денег, и как-то вышло, что он попал в поле зрения одного из бригадиров Сарыча, курировавшего их район. Для большинства – огородное пугало, но зато с характером и волей (а это замечали все), он смог за пару лет закрепиться в ближайшем кругу Сарыча. Да, времена изменились. А как иначе, если один из людей Лемеха – негр, приехавший из Африки транзитом через Италию? Отличный пацан, кстати. И вот, пожалуйста, Дерганый Толик.

Дерганый Толик заслужил свое право подниматься по воняющей кошками лестнице. Он являлся частью организации и выполнял важную миссию. Но даже он, перехитривший смерть и победивший инвалидность, которая грозила ему креслом-каталкой и прочими ужасами, типа пролежней, жидкости в легких, здорово испугался, когда стены подъезда содрогнулись, как от взрыва.

Меньше всего он хотел сдохнуть сейчас, на этом заплеванном бетоне. Но внутренний голос шепнул с издевкой: обделался? Слабо тебе, инвалид несчастный? Обычно это срабатывало. Он мог терпеть и игнорировать унижения от посторонних людей, но, когда сам брал себя на слабо, бросая вызов, отговорок быть не могло. Надо подняться и узнать, что происходит. Там внизу ждет Гоблин, его напарник. Да что там – сам Сарыч ждет информацию.

Дерганый Толик открыл глаза (и когда успел зажмуриться?) и сделал шаг вперед к настежь раскрытой двери квартиры номер семьдесят четыре. Зашел внутрь.

– Эй! – крикнул в полумрак