Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Другого выхода у парня не было: надо продолжать путь и доставить покойника к поезду. Прикрыв лицо Туулиахо, Ману стал погонять лошадь. Непривычно и немного жутко было ехать в одних санях с покойником.

Туулиахо был хорошим человеком, и вот его уже больше нет в живых. Вчера на посту Фингерус рассказывал, что они с Туулиахо вместе работали в порту. Работали... А теперь Туулиахо никогда больше не будет грузить суда у Причалов Турку. К этой мысли трудно привыкнуть.

В голову лезли разные истории про покойников. Хотя Ману и не был суеверным, он то и дело поглядывал на бездыханное тело Туулиахо. Теперь он был один в лесу, с ним только винтовка. Ману слез с саней и зашагал рядом. Он уже больше не торопил лошадь, и та устало тащилась по дороге.

— Значит, бедняга Туулиахо скончался по дороге, — сокрушался Анстэн, слушая рассказ возвратившегося Ману. — Закончился на этом его Путь... Жена-вдовушка да для старой матери горюшко.

О Туулиахо говорили много. Он стал первой жертвой в роте Ялонена, и его смерть глубоко потрясла всех. На Ману смотрели с уважением, а Карпакко даже сказал своему двоюродному брату:

— Крепкий ты парень, перкеле...

Анстэн продолжал задумчиво размышлять:

— Такова она, жизнь. Каждый несет свое бремя, пока конец не наступит. Придет старуха с косой и... Я вот тоже был молодым, была у меня тогда сила.

Душа так и рвалась к работе. От жизни мы ожидали куда больше, чем получили. Теперь даже зло берет, что были робкими, все старались держаться паиньками. Кое-чего мы, правда, добились. Конституцию, например, парламент. Там теперь и от рабочих есть свои депутаты. Вам, молодым, сейчас легче действовать.

Тут Анстэн с минуту помолчал, а потом добавил:

— Я вот стар, а все еще хочется бороться...

Ману с удивлением смотрел на Анстэна. Многое, о чем старик говорил, было для него расплывчатым, непонятным. Без этого вполне можно обойтись в жизни. Земля — вот что главное. Своя земля, свое хозяйство.

По чем больше Ману слушал разговоры рабочих, тем больше он замечал, что все они рассуждали так же, как Анстэн. А чего зря языки чесать, когда в жизни так много (настоящих дел. И опять на первое место у него выплывала земля и торппари. У рабочих, наверно, тоже есть свои большие вопросы, но о них почему-то рабочие говорили редко и мало.

Ялонен и Анстэн строят огромные корабли. И Тойво там же работает. Но и они многого не знают, не могут они, например, объяснить Ману, почему это большие корабли держатся на воде и не тонут, хотя сделаны из железа. Ману спросил об этом у Тойво, но парень только пожал плечами, а говорят, прочитал горы книг.

Рабочие все время говорят, что мир надо переделать.

— Кто же его, по-вашему, переделывать будет? — недоверчиво спрашивает Аукусти.

— Рабочие, конечно, — спокойно и уверенно отвечает Юкка. — Но не в одиночку, а все-вместе.

— Все вместе... — язвительно усмехается Карпакко.

Ману уже познакомился поближе со своим двоюродным братом, и у него сложилось впечатление, что Аукусти удивительно колючий человек. Вечно он недоволен чем-то, вечно возражает и спорит... Если все «за», то Аукусти непременно «против». Это у него, наверно, в крови.

— Странный ты человек, — сказал Юкка Аукусти, все еще ворчавшему, что мир не переделать.

— Почему это? — непонимающе спросил Аукусти.

— Да так, вечно ты против, хоть что тебе скажи.

— Кто же это говорит? Уж не ты ли?

— И я тоже.

— Брехня! Не верю я трепачам, которые думают мир переделать. Я не дурак.

Эти последние слова были у Карпакко вроде самозащиты. Мол, знай наших, не такой уж я глупый, как вы думаете.

Анстэн взглянул на Аукусти так, словно собирался с ним поссориться. Он еще сомневается, хотя все ясно. Для Анстэна в жизни не было неясных вещей. И он опять заговорил:

— Да понимаешь ли ты, революция — это борьба. И она действительно переделает мир. Только в этом наше спасение, как сказал писатель Рантамала.

Сказал ли так Рантамала на самом деле или нет — это мало беспокоило Анстэна. Он рассуждал примерно так: раз ему вспомнились такие слова, значит, они сказаны, а кем и когда — (не столь важно.

Старик был опять в ударе.

— Думать надо. Думать — это та же работа. Поразмыслив, человек становится чуточку умнее...

Ману теперь тоже думал. Сама обстановка заставляла его размышлять обо всем происходящем. Он задумывался и над философствованием старого Анстэна, и над печальной судьбой Туулиахо.

Юкка молчаливо сидел у стола и курил, погруженный в раздумья. Уставшие люди крепко спали. Винтовки расставлены по углам, всюду развешана мокрая одежда, на плите сохнет обувь, кругом висят чулки и портянки. Тускло мигает лампа...

Ялонену не спится. Из Вяринмая можно бы быстро продвинуться по дороге к местечку Руовеси, а оттуда через узловую станцию Хаапамяки выйти в тыл белым. Досталось бы тогда на орехи лахтарям в Вилппула! Юкка уже звонил в Люлю и даже послал письменное донесение, в котором просил, чтобы им послали подкрепление и разрешили бы действовать.

Заботы о роте и о боях перемежались с мыслями о доме. Кайя писала, что получила денежное пособие от штаба Красной гвардии. На судоверфи в Турку возобновлены работы. От письма жены мысли снова переносятся к сегодняшнему дню.

«Туулиахо-то был умелый организатор, — думает Юкка. — Посмотрим, как пойдут дела у Гренлунда. Красногвардейцы выбрали его сегодня командиром. Гренлунд тоже хороший человек, но уж больно тихий да медлительный. На войне люди быстро распознаются, и иной раз от такого тихони больше толку, чем от краснобая. Ведь многие в Турку били себя кулаками в грудь, а на фронт не пошли. Зато такие, как Гренлунд, молча вскинули винтовку и встали в строй».

Братья Вяхяторппа лежали рядом. Мартти сразу же заснул, повернувшись спиной к Ману и укрывшись пальто. Ману не спал, он лежал на спине, заложив руки под голову.

— Не спится? — спросил Юкка.

— В голову всякие мысли лезут...

— По дому, наверно, соскучился?

— Скучновато, но больше по работе истосковался. Не привык я без работы...

— Что верно, то верно. Меня тоже домой тянет.

Помолчав немного, Ману сказал:

— Мне лошадь жалко.

— А что поделаешь...

— Мы забрали ее у нас в усадьбе, под свою ответственность. Здорово она косилку тянула. За нее с