Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

– Ну пап, – помотал головой Митя, – я думал, мы эту тему давно закрыли.

– Закрыли, закрыли, – отец длинно и тонко сплюнул в цветы. – Ну, так что у вас там случилось?

– Карта плохая пришла, – ответил Митя, – Лере.

– А ты чего вписываешься? Нравится, что ли, она тебе?

Митя кивнул.

Отец закашлялся.

– Бросать надо, – прохрипел, притаптывая окурок резиновой галошей. – Пошли в дом. Холодает вон как, земля еще стылая с зимы.

***

Утром следующего дня Лера бесконечно долго не могла выплыть из сна. Всю ночь она крутилась на неудобном, твердом в одном и слишком податливом в остальных местах диване. Подушка пахла застиранным потом. Среди ночи в полусне она нашла в себе силы встать на прохладный пол. В полной темноте нашла сумку, вытащила чистую майку и накрыла подушку. Только обрадовалась, что помогло, как занырнула в море без начала и конца. Ее тянуло на каменистое дно, но она отчаянно била ногами по волне скатавшейся простыни. Всплыла с первыми лучами рассвета к сероватому, в прожилках трещинок потолку и долго смотрела в него, представляя, что это реки, и погружалась в темную пучину мыслей.

Сон уходил обрывками необычных звуков и ощущений. Хрипло пропел петух. Диван взбрыкнул, когда она повернулась набок, чтобы не видеть трещин на потолке. Перед лицом замаячил деревянный крашенный коричневой краской пол. Стриженым пухом над ним колыхалась пыль. Посредине комнаты на пухлом овальном коврике лежал серый с трещиной пульт. И нигде не наблюдалось самого телевизора. Только бытовые приборы – пылесос, стиральная машинка в углу. Стопки постельного белья на низком столе. Ее поселили в бытовке. Люба шепнула вечером, провожая до комнаты:

– У нас, цыган, женщине нельзя на второй этаж. Грех. А на первом только эта и свободна. Тут на диване и располагайся.

Лера зажмурилась, пытаясь отогнать мысли. Вот бы потерять память! Снова перед глазами появился лежащий в осколках Якут. Ужас накрыл с головой тягучей волной смешанного с кровью виноградного сока. Все, что с ней происходило за последние сутки – Митина неожиданная помощь, бегство на его красном автомобильчике в цыганский дом в Искитиме, чужая неприятная застиранная наволочка, – все это лишь отсрочка приговора. Абсурдная, противоречащая логике муть. Дерганье мышц дохлой лягушки. А что дальше? Он обещал, что все будет хорошо. Но как все поправить? Лера потянулась за телефоном, чтобы узнать время, но отдернула руку и снова сунула под подушку. Забыла, что выбросила его, как будто это могло ей тогда помочь. Дура. Лучше бы просто симку выкинула.

Она тихо встала и вышла в ванную. В доме еще все спали, а солнце уже проковыряло дырочки и прорехи, чтобы залить все теплым утренним светом. Солнечные пятна двигались по сонному дому, нагревая половицы и заставляя пыль взлетать в нагретый воздух. Зачем она умывается? Какой во всем смысл? Она смотрела на свое лицо в маленьком квадратном зеркале, забрызганном зубной пастой, и не нравилась себе. Она себя презирала.

Лера еще ничего не знала о том, что Митя все продумал на два хода вперед. Он соединил свои мечты с ее бедой и на выходе получил вполне жизнеспособный план действий. При удачном стечении обстоятельств он мог дать им обоим то, чего недоставало.

***

Первое, что нужно сделать, – снять деньги со счета, на который Митя переводил все сбережения последние несколько лет. Цель была накопить достаточно, чтобы уехать в Москву снимать кино. Он, конечно, потеряет проценты, но это крошечная цена за мечту. Они уедут с Лерой в Москву или Питер, неважно. В груди у него похолодело только от одной мысли об этом.

Он представил, как они взлетают на огромном двухэтажном самолете, Лера хватает его за руку и смеется, а в иллюминаторе бурым покрывалом пролетает мимо Сибирь. Он знал о самолетах только из фильмов, но и этих знаний хватало, чтобы составить в голове подробную картину. Они выйдут из аэропорта в красивый современный город, где у всех талантливых людей сбываются мечты. На первое время им хватит его сбережений. Они снимут маленькую квартирку в пригороде и будут ездить по делам на метро, а потом он пробьется. Митя верил в свой талант. Врачом ему уже не стать, да и где-то по дороге страсть к медицине, которая двигала им с детских лет, заставив порвать с семьей, померкла перед другой страстью, которой он теперь отдавал все свободное время. Этой страстью стало кино. Он повсюду ходил с небольшой видеокамерой, да и сейчас она лежала на стуле перед кроватью, только руку протяни. Другой страстью стала Лера. Не сразу, не с первого взгляда, как пишут в романах. Поначалу она была для него лишь дочерью очередной обслуживаемой больной. От недосыпания и тревоги Лера выглядела гораздо старше своих лет, но все же была прекрасна и в ночных бдениях, когда ее мать кричала от боли, и в тихих страданиях, когда та лежала, уставившись невидящим взглядом в окно. Лера сама предложила ему остаться, когда необходимость в его присутствии отпала.

– Оставайся. Живи, – сказала она, пожав плечами.

Он дал ей деньги. Не предложи он их сам, Лера довольствовалась бы тем, что он изредка пополнял бы запасы продуктов в холодильнике. Она приютила его, когда он ушел из дома родителей и у него не было крыши над головой. Сначала Митя был просто благодарен, но со временем полюбил Леру. И вот теперь, кажется, сама судьба сближала их, несмотря на отчуждение и холод с ее стороны после внезапной близости.

Митя проснулся в радостном предвкушении дня, который изменит его жизнь.

***

– Ты теперь моя сестра? – сильно картавя, спросил Миша за завтраком у Леры.

Все за столом засмеялись. Только Лере было не до смеха. Стул под ней горел, она чувствовала себя здесь чужой. Заставила себя съесть кусочек батона с сыром и теперь мучительно ждала конца завтрака.

– Допивай свой чай, Мишка, сейчас Роза с Верой отведут тебя к бабушке, – пришла ей на помощь Люба.

Мишка похлопал измазанными руками по пузу, как по барабану, и счастливо засмеялся. Глядя на него, нельзя было не улыбнуться. Лера еле заметно кивнула Мите на выход. Он в ответ моргнул.

– Спасибо за завтрак! – Митя поднялся со стула. Отличное его настроение странным образом диссонировало с отрешенностью и замкнутостью Леры. Все в семье понимали, что-то случилось, но никто толком не знал, что именно и почему их настроение отличалось так радикально.

– Спасибо!