Русский клуб - Владимир Дэс

Те, которые поверили в свои версии, перешли от словесного доказывания гипотез к рукоприкладству. Толпа возбудилась, загудела и запульсировала.

И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы болгарин быстро не починил ремешок. Он сложил ножичек, осмотрел ещё раз свою работу и аккуратно, с нежностью вернул туфельку на прежнее место. Причём, застёгивая замочек, он нежно поцеловал стройную ножку своей супруги. Девочки, как будто только этого и ждали, тут же забегали как ни в чём не бывало вокруг папы и мамы.

Жена, опять встав на платформу, выпрямилась, гордо вскинула голову и пошла дальше по набережной во главе своего семейства.

Толпа расступилась, и… вначале один хлопок, потом второй, затем шквал оваций разразился им вслед.

Глеб с Майором тоже зааплодировали, а болгарин, разглядев в кафе шефа, смутился, хотел подойти, но, увидев, что жена пошла дальше, последовал за ней.

– Вот тебе и комитетчик, – улыбнулся Глеб Майору.

Но заноза в голове, связанная со швейцаром, не давала расслабиться, и Глеб попросил Майора проверить, что за личность этот швейцар в гостинице.

Через сутки Майор пришёл к Глебу в номер и сказал:

– Не знаю, как вы это поняли, шеф, но это тот самый профессор Ковалёв.

Потом Майор пригласил швейцара в номер.

– Ковалёв? – с порога спросил его Глеб.

Швейцар обречённо сел на стул и ответил:

– Да.

Потом помолчал и добавил:

– Был Ковалёв, да весь вышел, теперь Баженов.

Он понял, что ничего неприятного его не ждёт, и, расслабившись, долго рассказывал про свою несчастную жизнь и даже плакал.

Наконец Глеб спросил Ковалёва:

– А ты меня узнал?

– Нет, – приглядевшись, ответил тот.

Тогда Глеб рассказал историю о той злосчастной четвёрке. И спросил конкретно, почему он тогда получил эту оценку. Ковалёв посмотрел на него как на ненормального и сказал, что да – он был тогда профессором, что да – принимал экзамены, но четвёрку эту не помнит.

Глеб не поверил ему. «Как так? – подумал он. – Я вот помню это всю свою жизнь, а он забыл. Врёт». И опять, уже в подробностях, рассказал о том случае, пытаясь освежить его память. Но профессор-швейцар только качал головой и твердил, что ничего не помнит, мало ли кто и как ему сдавал экзамены, он тогда денег за это не брал. А четвёрка или пятёрка – всё условно, не в оценке счастье, а в знаниях.

– И в чём моя вина?

– Да ни в чём! Иди.

И он отпустил швейцара, а Майору сказал:

– Дай ему денег и сделай так, чтоб я его больше никогда не видел.

Заноза из памяти была вынута. Профессор Ковалёв тут был ни при чём, это были шутки судьбы. Если бы Глебу тогда поставили пятёрку, сегодня он был бы не создателем и руководителем «Русского клуба», а, возможно, таким же швейцаром, как этот бывший профессор, и открывал бы двери другому герою нового времени. И почему-то в тот момент Глеб подумал о предопределённости своего пути.

После открытия дагомысское казино перестало интересовать Глеба как предприятие. Оно стало для него таким же скучным и нелепым казусом, как и необъяснимое поведение азартных людей, которые проигрывают и проигрывают с маниакальным упорством. Он понял, что всё в казино основано на обмане и часто ломает судьбы слабых людей. Да ещё Трухин доложил, что болгарин стал работать только на свой карман, а Маза продал свою долю в этом бизнесе грузинским ворам в законе.

Вся жизнь игра, а казино – это не игра, это беда.

И Глеб дал команду Майору закрыть все казино «Русского клуба». К этому времени только в Нижнеокске их работало пять. И именно закрыть, а не продать. Хотя бизнесменов, желавших купить казино, было много. Им всем хотелось стать хозяевами «рулетки» с гарантированной постоянной выручкой и этим подстраховать свой основной бизнес. Как всегда, Майор воспринял это без эмоций и всё сделал быстро и чётко.

И в этой мутной воде новой жизни каждый «ловил рыбку» по-своему. Многие даже не обращали внимания на изменения, которые происходили в их жизни, поведении, психике. Так и у Глеба после проекта «Казино» появилось странное чувство, что он под постоянным контролем. И это чувство усилилось после того, как по настоянию болгарина внутри и вокруг казино поставили огромное количество камер. Глебу показывали эти видео. Там люди, абсолютно уверенные, что на них никто не смотрит, делали такие вещи, которые, казалось бы, не могут прийти в голову нормальному человеку.

После просмотра таких кадров Глебу было не по себе, он стал и себя ощущать под постоянным наблюдением. Его всё время сопровождали, на встречах за ним наблюдали. От него отсекали всех, как кому-то казалось, ненужных людей: просителей, негодяев, потных, пьяных, дурно пахнувших, безобразно выглядевших, оравших, шептавших, просто надоедливых.

Дозвониться до него могли уже только по спецсвязи, достучаться до него могли уже только сверху, и то не все.

Он почувствовал себя как бы в коконе, словно он вернулся в раннее детство, где мама вела Глеба в садик, а он мечтал быть птицей. Мама крепко держала его за ладошку, а вверху, над ними, свободные, как ветер, летали птицы. Как он им завидовал! И думал, что вот вырастет большой, освободится от маминой руки и станет свободным.

Вышло наоборот.

Из простого парня, доброго, открытого и весёлого, он превращался в экзотическое животное, покрытое панцирем, да ещё и запертое в клетку. Всё время под наблюдением, всё время под охраной.

От такого психологического давления Глеб начал думать, что ещё немного – и с ним произойдёт что-то ужасное.

Дальше – больше. У него стали возникать мысли, что он скоро будет не он. Глеб стал бояться жить без охраны. Hie потому, что был трусом, а потому, что это вошло в привычку. В отсутствие охраны он уже чувствовал себя неуютно, точно так же, как ощущал бы себя, выйдя на улицу без брюк. Стал привыкать к постоянной слежке за собой. И думал: а как он выглядит в минуту, когда за ним наблюдают? Причёсан ли, не заляпаны ли ботинки, ровно ли сидит галстук?

Дом охраняют, семью охраняют, его охраняют. И везде Майор, Майор, Майор… И вместо свободы появилась тоска. И вопрос: «Это то, к чему я стремился? Это то, как живут все эти бедные богатые люди? Если так, зачем это богатство,