Хорошая женщина - Луис Бромфильд

— Да ведь я не был лыс в те времена, и никто не видел этого шрама. Забавнее всего то, что я ударился как-раз тем же самым местом, когда упал на пароходе. Это падение только увеличило шрам.

— Ну что ж, — вздохнула Эмма, — эта история не хуже всякой другой. Что-нибудь необходимо было придумать. Но ты должен строго придерживаться ее, Джэзон, и не пересаливать. У тебя есть такая манера. Однако, я должна немедленно известить Наоми, чтобы она сказала Филиппу.

— Кто это — Наоми?

— Жена Филиппа.

— Так он женат?

— Он женат уже пять лет.

Джэзон кашлянул.

— Время идет вперед, Эмма!

— Могу сообщить тебе еще кое-что: ты теперь дедушка.

Гладкое лицо Джэзона огорченно сморщилось.

— Мне трудно представить себя дедушкой. Сколько же лет ребенку или… детям?

— Это близнецы.

— Филипп, я вижу, хорошо постарался! — усмехнулся Джэзон.

— Однако, Джэзон!..

— Ну, хорошо, хорошо! Но сколько же им лет?

— Четыре месяца… скоро будет пять.

— Я должен заметить, что Филипп не торопился. Пять лет женат и… Мы с той не теряли так времени, верно, Эмма?

— Джэзон!

Она терпеть не могла, когда он становился вульгарным, и решила не вдаваться в объяснения, почему брак Филиппа и Наоми четыре года оставался бездетным. Джэзон не понял бы, как можно пожертвовать возможностью иметь детей ради того, чтобы посвятить себя богу. Джэзон был лишен всякой духовности. Это было одним из его бесчисленных недостатков.

— На ком же он женился, Эмма? Ты еще не сказала мне.

— Ее девичье имя было Наоми Поттс. Ты не знаешь этой семьи. Ее родные все миссионеры, и она тоже была миссионеркой.

— О, господи!

— Пожалуйста, не упоминай имени божьего.

— А что же вышло из Филиппа?

— Он тоже был миссионером. Он пробыл три года в Африке… пока не надорвал свое здоровье.

— О, господи!

Джэзон вдруг призадумался. У него зародилось подозрение, что это его жена сделала сына тем, чем ей не удалось сделать его самого.

Эмма быстро направилась к двери.

— Я не желаю слушать тебя, когда ты так говоришь. — На пороге комнаты, она обернулась и сказала: — Не выходи, пока я не вернусь. Ты не должен никому показываться, пока мы не обсудим до конца твою историю. Я пошлю к близким записки, чтобы известить их.

После ее ухода он надел шляпу, вынул из жилетного кармана сигару и закурил. Потом крикнул жене в коридор:

— Мы занимаем все ту же комнату, Эмма? Я сейчас перенесу свои вещи и немножко умоюсь.

Эмма села в кабинете и написала три записки — одну Наоми, другую Мабель и третью Мозесу Слэду. Дрожащей рукой она писала ему: «Бог вернул мне Джэзона, моего мужа. Он сегодня приехал. Видно, нет господней воли на то, чтобы мы с вами поженились. Ваша, сокрушенная сердцем, Эмма».

Она позвала неряху Эсси и взволнованным голосом, который должен был произвести впечатление на слабый ум Эсси, приказала ей доставить по назначению записки, и прежде всего — адресованную Мозесу Слэду. Но это было напрасно, так как достопочтенный мистер Слэд находился в эту минуту на пути к Эмме, с целью разорвать их помолвку, ибо он открыл автора саркастических рисунков: последний из них был смело подписан именем Филиппа Даунса. Мистер Слэд не дошел, однако, до дома Эммы, так как в табачной лавке Смоллета услыхал о возвращении Джэзона Даунса и тем избежал неприятного разговора. Дело в том, что Эсси, как только вернувшийся муж назвал ей себя, надела старую шляпку Эммы и пустилась распространять по городу сенсационную новость.

Когда она, наконец, вернулась домой, доставив на место все три записки, Эмма как-раз «устраивала» Джэзона в спальне, которую он покинул двадцать шесть лет тому назад. Поддавшись искушению, Эсси прильнула к двери и услышала, что он рассказывал своей жене удивительную историю о том, как он на четверть века потерял память. Но одно обстоятельство тревожило мозг неряхи Эсси: она не могла понять, почему Эмма как-будто знает всю историю наперед и от времени до времени вставляет словечко, поправляя мужа.

Услыхав приближающиеся к двери шаги Эммы, Эсси убежала и спряталась в стоявшем в передней шкафу, а затем, рискуя всем своим будущим, приоткрыла дверцу, чтобы взглянуть на изумительного мистера Даунса. Ее сердце бурно билось под бумажной блузкой от близости столь романтической фигуры.

15

Повидимому, дух неунывающего Джэзона Даунса уже овладел домом, так как Эмма немного повеселела и даже временами обнаруживала признаки старого кокетства. Впервые с тех пор, как Джэзон спокойно выскользнул с черного хода, угрюмая столовая оживилась звуками, запахами и всей атмосферой пиршества. В тот же вечер состоялся обед в честь возвращения мужа Эммы. Эльмер явился, влекомый непреодолимым любопытством, и привел Мабель, взволнованную, с широко раскрытыми голубыми глазами, в которых поблескивали так смущавшие Эмму искорки фривольности. Пришел, конечно, и Филипп, и с ним Наоми, еще более бледная, чем обычно, одетая в плохо сидевшее на ней фуляровое платье, которое она и Мабель «состряпали» дома, в надежде угодить Филиппу. Платье это висело в шкафу в ожидания «случая». Они условились, что, если Филипп не заметит его, то Мабель скажет ему: «Ты ничего не сказал о красивом новом платье Наоми. Она от начала до конца сделала его сама, своими руками». Обе женщины тщательно прорепетировали свои роли в этом маленьком заговоре, родившемся в романтическом уме Мабель.

Но придя в аспидно-серый дом, Наоми поспешно отозвала Мабель в уголок и сказала ей:

— Не говори с ним о платье.

Когда же Мабель спросила почему, она только ответила: «Сделаем это в другой раз, но не сегодня. Я сейчас ничего не могу тебе объяснить».

Она не могла объяснить Мабель, что стыдилась своего нового платья. Она не могла рассказать ей, как, стоя на лестнице конюшни и увидев красивую женщину в простом черном платье, в манто, наброшенном на изящные плечи, она вдруг перестала радоваться своему бедному фуляровому платью. Она не могла объяснить, как ею вдруг овладело сознание, что она должна была показаться неряшливой и смешной, когда стояла там, красная, разгоряченная, растрепанная, тараща на них глаза и томимая желаньем повернуться и убежать, куда глаза глядят.

Придя в дом Эммы, она хотела остаться в пальто, под предлогом, что ей холодно. Но Эмма сказала ей:

— Что за вздор, Наоми! В доме достаточно тепло.

А неугомонная Мабель тотчас же подхватила:

— Вот и я тоже говорю: пусть она снимет пальто и покажет свое миленькое новое платье.

Наоми быстро огляделась кругом, но