Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

– Черт, я и забыл, какой ты… – Олег покачал головой. – Знаешь, пока мы учились, я жутко боялся этих твоих разных глаз. А сейчас смотрю на тебя и думаю: это же так офигенно!

Он отпустил Дэна и жестом хозяина показал рукой на кресло. При ближайшем рассмотрении оно оказалось коротким диванчиком, как сказала бы Крис, «на полторы жопы».

– Садись, чувствуй себя как дома, – Олег снова включил путинские интонации. Не то прикалывался, не то закончилась неофициальная часть.

– Это что вообще? – Дэн развел руками.

– Нравится?

– Я просто офигел! Особенно после кафе.

Олег улыбнулся:

– Можно сказать, это мой офис. Как тебе наша Мила?

– Девушка в кафе?

Олег кивнул и подмигнул заговорщицки.

– Высший класс! – Дэн подмигнул в ответ.

– Хочешь, познакомлю?

– Нет, спасибо. Лучше скажи, как все это, – Дэн крутанул рукой в воздухе, – связано с твоей службой? Ты же вроде в органах, насколько я слышал?

– Правильно слышал. Служим Родине, а это – так, прикрытие.

Зазвонил мобильник. Гудок как у старых телефонов. Настойчивый, дребезжащий. Дэн от неожиданности вздрогнул, Олег оглянулся, но махнул на телефон рукой. Он прозвонил несколько раз и смолк.

– Ну, что там у тебя за дело?

– Нужно найти одного человека.

– Должника?

– Мать. Биологическую.

Олег присвистнул, повисла тишина, которую разорвал еще один звонок телефона. Олег метнулся к нему, выключил, бросил обратно на стопку бумаг и вернулся к столу. Сел и вздохнул:

– Вон оно что, значит.

Дэн пожал плечами:

– Сам в шоке.

– Давно узнал?

– Около месяца назад.

– Ясно. Ты вот что… – он пожевал нижнюю губу. – Уверен, что оно тебе надо?

– А как иначе?

– Ну узнаешь, и что? Что это меняет?

– Есть у меня к ней пара вопросов. Понимаешь, официальным путем ее найти просто нереально. Загс, суд, программа «Жди меня». Справки, бумажки…

– Это да, – кивнул Олег.

– Я ведь как загадал? – сказал Дэн. – Если ты не сможешь помочь, брошу все к чертям! Так что ты, Олежка, моя последняя надежда.

– Услышал тебя, – Олег улыбнулся. – Значит, от меня все зависит?

Дэн кивнул.

– А телефон мой откуда у тебя? – спросил Олег.

– Светка Серкина дала.

Олег рассмеялся и хлопнул по коленке.

– Ах, Света, Света… Ходячий комплекс с сиськами. Ничего не меняется, да, брат?

– Наверное…

– Ладно, – Олег встал и взял со стола лист бумаги и ручку. Положил перед Дэном. – Напиши здесь все, что у тебя на нее есть.

– Спасибо!

– Потом благодарить будешь. Если честно, Дэн, никому бы из нашего класса помогать не стал, а тебе вот помогу.

– Спасибо, брат!

Дэн записал данные и подвинул листок по столу.

– Ладно, – сказал Олег. – Ты уж извини, дел невпроворот. Я тебя наберу, как будет информация.

Они пожали руки, попрощались. Дэн тем же путем вернулся в кафе. Народу за столиками прибавилось. Глухо звенели кружки, гремела музыка. Девушка за витриной с выпечкой улыбнулась, он кивнул в ответ и вышел на улицу. Уже стемнело.

Часть 3

Глава 23

Дом Сарыча в Бердске спроектировал специально выписанный из Италии архитектор. Его звали Серджио, в Бердске он проходил под именем Серега. Он жил в отеле «Палиха» около года, все время, пока шло строительство и отделочные работы. Серега страшно ругался с бригадой хохлов, нанятых Сарычем, а к сдаче объекта выучился материться не хуже местных и спился.

На следующий день после того, как в дом въехал Сарыч с охраной и прислугой, пьяного в дым Серегу посадили в Толмачево на рейс домой. Он брыкался и пытался укусить быка Юру за лицо. Когда самолет скрылся в низкой осенней облачности, все вздохнули с облегчением, потому что в душе жалели несчастного талантливого архитектора и не желали ему смерти, а все к тому шло.

С тех пор прошло около года, за это время на сайте архитектора не было замечено никакой активности. Серега либо лечился от алкогольной зависимости, либо пустился во все тяжкие.

А дом получился замечательный. Большой, пронизанный пластами света. Мебель и предметы интерьера привезли из Неаполя и расставили с большим вкусом. Архитектор застрелился бы, увидев незначительные, на взгляд русского обывателя, метаморфозы, произошедшие с домом за время с его отъезда. Сарыч чувствовал себя в нем комфортно, хоть и видел, что обстановка обрусела и набралась местного колорита.

Восьмого июня Сарыч провел все утро в своей мастерской. Так он называл большой светлый зал на втором этаже с окнами во всю стену. Картина близилась к завершению.

За пуленепробиваемыми стеклами окон качали метелками молодые ели на голубом заднике неба, в воздухе, нагретом солнцем, плыл дымок мангала. Лето в этом году началось рано, плюсом к удачно прожитой зиме; Сарыч не любил морозы и все, что с ними связано.

По прошествии двадцати лет с тех пор, как он приехал сюда, не нашлось бы, пожалуй, ни одного человека, помнящего его в то время, когда он появился в Бердске. Бандитская жизнь до обидного коротка. Сарыч быстро стал своим и поднялся до самой вершины. Но кто он и откуда взялся, не знал никто. Проще и безопаснее было думать, что он свой. Но он не был своим, это всем бросалось в глаза. Сарыча боялись, и его это устраивало. Он любил страх в глазах людей. Мог быть жестоким, но понимал, что время утюгов и ручных гранатометов осталось в прошлом. Он строил бизнес-империю, легализуя бандитские деньги.

Час назад Сарыч поговорил по скайпу с китайским партнером. Они согласовали все договоренности по новой схеме, и карусель закрутилась.

Сарыч отошел от полотна на пару шагов и прищурился. Ему нравилось то, что он видел. Не Рафаэль, конечно, но было что-то особенное в этом холсте размером шестьдесят на девяносто сантиметров. Гордость, вот что он испытывал, глядя на картину.

Уборщица Настя, жилистая, некрасивая блондинка, думала по-другому. Картина не понравилась ей с первого взгляда, с того момента, как хозяин положил первые слои красной как кровь краски на холст. Утром, убираясь в комнате, она даже перекрестилась, взглянув на картину. Она просто сочилась страхом и тревогой. Настя, конечно, ничего не понимала в искусстве, возможно, это и было талантливо, но только эти чувства, страх и тревога, витали в самом воздухе дома, в котором она прилежно работала. Они давили на нее весь день, но как только она выходила за высокий коричневый забор и направлялась к автобусной остановке, ветер уносил тревогу и страх к темному лесу через широкое поле. Если бы не деньги, которые ей исправно подносили в конверте,