Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

непыльная. Каждый день приезжал пузатый бирюзовый фургончик с надписью «Хлеб» на борту, регулярно обновлялась молочка, другие же товары подолгу мирно дремали на полках в ожидании своего звездного часа. Продуктовый был маленьким мирком, где можно укрыться от реальности, по крайней мере на время. Правда, не всех покупателей Ангелина находила приятными. В первый рабочий день, листая журнал, она вдруг почувствовала резкий запах, как будто где-то разбили бутылку пива, и в луже извалялся уличный кот. Она даже заглянула под прилавок в поисках источника запаха, но услышала шуршание за полками у входа.

Небольшой шаткий дедуля с опухшим лицом и маленькими, злыми темными глазками точно возник из воздуха.

– Вам что-нибудь нужно?

Покачивающийся из стороны в сторону, словно на ветру, покупатель что-то невнятно пробурчал под нос и перещупал через полиэтилен по очереди все батоны на полке.

– Хлеб сегодняшний.

Старик пожал плечами и удивленно округлил глаза куда-то в пустоту, как будто невидимый собеседник задал ему очень сложный вопрос. Ангелина подумала, что неплохо бы держать под кассой бейсбольную биту или на крайний случай молоток, для экстренных ситуаций. Как назло, тяжелого под рукой ничего не было. Неуверенной походкой, высоко задирая колени, точно астронавт на Луне, дед двинулся на Ангелину. И тут уж она ощутила сполна этот ни с чем не сравнимый аромат перегара вперемешку с запахом кошачьей мочи, а может, и не кошачьей.

Злые глазки вперились в лицо Ангелины, ручищи с сизыми наколками легли на накрытый клеенкой прилавок.

– Дедушка, ну чего тебе?

Обвисшие щеки, покрытые седой щетиной, дергались от напряжения, старик явно о чем-то сосредоточенно думал, не сводя глаз с Ангелины, как будто у нее на переносице было что-то написано мелким почерком, а он все никак не мог прочесть.

– Я тебя знаю! – заявило нетрезвое существо, наставив на Ангелину указательный палец с пожелтевшим ногтем.

Далее дед выразительно икнул и, так ничего и не купив, поковылял обратно к выходу. Ох уж эти алкаши. Ну, хотя бы ничего не разбил, и на том спасибо.

Ангелина тут же забыла о происшествии и раскрыла журнал. С рекламного разворота на нее смотрело молоденькое смазливое личико в обрамлении каштановых волос с медным отливом. Модель держала на ладони круглую зеленую баночку крема от морщин. «Секрет молодости раскрыт!» – гласил слоган. Ну конечно раскрыт, модели ведь не больше семнадцати. Чем-то похожа на Мартышку. Где там сейчас ее дочь? Быть может, Марту уже заметило какое-то модельное агентство, она заключила крупный контракт, ей сняли роскошную квартиру в центре Москвы… Эта мысль не раздражала. Она грела. Ангелина пошла дальше в фантазиях: у дочери автомобиль с водителем – черный, тонированный, с кремовым кожаным салоном. Вот она вышагивает по длинному глянцевому подиуму, ее сопровождают яркие вспышки фотокамер. Спит исключительно на шелковом белье – ведь это полезнее для кожи лица. У нее есть стильно подстриженная маленькая декоративная собачка, домработница, ванна на ножках, гостевые комнаты, всегда идеально убранные и готовые на случай, если после посиделок с друзьями из мира моды кто-то заболтается, выпив лишнего, и захочет остаться на ночь. Быть может, когда-то и мать сможет переночевать в такой гостевой комнате… Ангелина неожиданно осознала, что больше не мечтает ни о чем для себя. Все просрано, и в будущем ее ничего не ждет. Ангелина просто не могла представить свою жизнь через год, через пять, десять лет. Все ее надежды, все ее фантазии теперь были только о блестящей судьбе дочери. Ангелина быстрым движением смахнула покатившуюся вдоль носа слезу, так как в магазин вбежала шумная гурьба младшеклассников.

Через пару дней Ангелина, как обычно, витала в облаках, воображая дочь в передаче у Малахова. Учуяла резкий запах перегара, еще до того, как хлопнула входная дверь. Да этого старика можно в качестве химического оружия использовать, заслать его американцам – у них от этой вони коллапс случится. Покупатель в этот раз дополнил свой образ дырявой тельняшкой, чтобы уж точно никто не посмел принять его за трезвенника.

– Я тебя знаю!

Кажется, в этот раз старик был слегка менее пьян.

– А я вас нет.

Надо было все-таки взять из дома что-то тяжелое.

– Я электрик, Путилин, ну!

Старикан бил себя кулачишкой в грудь и сверкал золотыми зубами.

– Первый раз слышу.

На липкой ленте под потолком жужжала, как дрель, еще живая муха, окруженная десятком черных трупиков. Путилин, кажется, не верил своим ушам. Его драматично открытый рот и вскинутая в воздух ладонь выражали, судя по всему, крайнюю степень оскорбленности. Актер, у которого еще нет «Оскара».

– Ты – дочка Викусика! Пеговой! Мне соседи рассказали!

– Так, ну допустим, и что с того?

– Ну как что?! – Старик распростер руки в стороны, точно Иисус на кресте. – Твоя мать всегда мне водку в долг отпускала! Золотой человек она была, Викуся! Да мы же с ней, ух! Мы не чужие люди, мы вот так были! – Дед скрестил пальцы с пожелтевшими ногтями.

– Она меня, видимо, забыла предупредить, – съязвила Ангелина.

– А ты посмотри, посмотри! – Электрик ударил сухим кулаком по прилавку. – В амбарной книге посмотри!

– Нет у меня никакой амбарной книги…

Неожиданно Путилин сменил настрой с решительного на жалобный, сложил ладони, будто готовясь к молитве. Казалось, он вот-вот заплачет.

– Нет, есть! Под прилавком!

Сколько ему, лет семьдесят? Проспиртовался весь, как живая мумия. Ангелина от нечего делать нагнулась и покопалась. За пустыми баклажками неизвестного назначения и трухлявыми тряпками действительно обнаружилась некая толстенная тетрадь темно-рыжего цвета. При виде заветных записей Путилин просиял своим полным драгоценного металла ртом. Хотя бы зубы не пропил.

– Вот он я, вот!

Электрик энергично тыкал пальцем в первую страницу, заглавие которой гласило: «Под личную ответственность Пеговой В.». Ангелина просканировала глазами десятки записей карандашом. Убористым почерком значились имена односельчан и наименования товаров, выданных в долг. Вычеркнутых строчек, что означало, видимо, что деньги внесены, было совсем немного.

– Ну, во-первых, я не вижу, чтобы тут в долг отпускался алкоголь… Во-вторых, Путилин, получается, ты мне денег должен…

В приступе гнева Путилин шлепнул себя ладонью по лбу. Ангелина попыталась закрыть спиной прилавок с бутылками. Что он вытворит дальше?

– Какая принцесса, посмотрите на нее!

Электрик вырвал из рук у Ангелины амбарную книгу, швырнул ее на пол и принялся топтать, как разъяренный ребенок.

– Вы что делаете?!

Путилин сжал кулачишки и подсогнул колени, как будто готовясь перепрыгнуть прилавок к заветным полкам с водкой. В этот момент хлопнула дверь.

– Эу, мужик, алло! Ты чего тут устроил?

Крупная ладонь накрыла плечо электрика и слегка его встряхнула. Путилин стразу вытянулся по стойке «смирно», как будто в магазин вошел командир полка.

Ангелина точно раньше видела этого здоровяка в коричневой кожаной куртке, с ямочкой на подбородке и ножками «иксиком».

– Ангелинка, ты ли это?

Здоровяк выпустил плечо Путилина, но тот не решался пошевелиться без команды «вольно». Имя вертелось на языке. Откуда же они знакомы? Неожиданный спаситель перевесился через прилавок и крепко обнял Ангелину, так, что ее лицо впечаталось в хрустящую кожу его куртки. Уверенным жестом здоровяк поправил густые темные кудри – наверняка предмет острой зависти сверстников, практически как один облысевших. Из-за локонов показались белые оттопыренные уши. Сева! Она сто лет не видела давнишнего бизнес-партнера Гены и не знала, работают ли они еще вместе.

– Сева, как я рада!

Неожиданный посетитель поднял пухлый палец, давая понять, что ему нужно закончить одно дельце. Резко повернулся к старику и подбоченился.

– Отец, ты чего, белены объелся? Зачем голос на красивую даму повышаешь? Ну пожилой же вроде человек, умудренный жизнью должен быть, разве так с женщинами вести себя надо?

Ангелина поправила пучок на затылке. Сева весил как три Путилина. Электрик это явно осознавал, так как трясся мелкой дрожью.

– Да я это, это, ну, че-т деньги дома забыл, дурак старый, сейчас мигом сбегаю, принесу.

– Ну давай-давай, дуй отсюда, и мадемуазель больше не обижать. Если я услышу…

Путилин неуверенно двинулся бочком к выходу, точно пьяный краб. Сева снова обернулся к Ангелине