Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Глава модного дома был перед Мартой будто на раскрытой ладони – его последняя жена, с которой они все еще формально состояли в браке, сбежала к молодому дизайнеру «Имаже», хотя про него вообще-то все думали, что он гей, – они сейчас катаются на лыжах в Куршевеле за счет Кристофа. Все эти истории были словно из книг Франсуазы Саган и совсем не походили на прежнюю жизнь Марты в городе Б. Она была рада затесаться в это повествование в качестве эпизодического персонажа. Казалось, Кристоф и мухи в своей жизни не обидел – даже про сбежавшую молодую жену говорил, что сам виноват, мол, это ему воздаяние за то, что ушел от предыдущей жены, слабой здоровьем.

К тому моменту, когда они подъехали к Мариинке, в Марте уже растворилось по крайней мере пять бокалов шампанского, и ее словно окутывало теплое одеяло. И Кристоф был так мил и любезен со всеми – с шоферами, официантами, сотрудницами Эрмитажа, и все были так вежливы в ответ, поздравляли с наступающим Новым годом, осыпали пожеланиями… Впервые за долгие годы Марта ощущала волшебство предпраздничных дней.

Проходя к третьему ряду партера, Марта машинально взяла Кристофа под руку. Рядом с ним все ощущалось правильным – музеи, театры, падающий на покрытую бугристым льдом Неву искрящийся снег, и даже маленькая дешевая сумочка Марты, расшитая бисером. Хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался.

В оркестровой яме вступили, по сигналу дирижера, струнные. Поднялся занавес. На сцене сидели и стояли десятка три артистов в пестрых индийских одеждах. Танцоры с голыми торсами начали причудливый танец. На авансцену вышел и запел глубоким баритоном индийский жрец, одетый в белое.

– Никаланта призывает к мести англичанину, опозорившему храм…

Кристоф тихонько нашептывал Марте либретто французской оперы «Лакме». То, что происходило на сцене, украшенной буйной южной растительностью и экзотическими статуями, казалось настоящей сказкой. Чистый, звенящий колокольчиком голос дочери Никаланты, Лакме, будто укачивал Марту, убаюкивал… Уже сквозь дрему она узнала мелодию, разлетевшуюся по всем рекламам и киношным саундтрекам. Мерещилось, что Марта и вправду очутилась в жаркой Индии конца девятнадцатого века: жужжат какие-то насекомые, благоухает жасмин, она – дочь брамина, на ней пестрое сари… Марта очнулась от плеска аплодисментов, ощущая липкое пятно слюны под правой щекой на ткани пиджака Кристофа.

– О господи, простите, пожалуйста! Я сегодня не выспалась…

Марта подскочила и принялась ладонью вытирать шелковистое плечо Кристофа. Костюм француза пах жасмином, крупные белые цветки которого снились Марте только что. Какое позорище! Да уж, она точно не «Красотка»… Кристоф рассмеялся.

– Ну что вы так переживаете, вздремнуть на опере, в тепле, после морозной улицы и шампанского – святое дело!

– Я, я сейчас выпью кофе в буфете и ко второму акту буду как новенькая, простите, мне так стыдно… – Марта суматошно поправила прическу и дернула сумочку с подлокотника, отрывая хлипкую ручку, прыснувшую стеклярусом под ноги. Она принялась сгребать мелкие мерцающие крупинки туфлей под сиденье, надеясь, что Кристоф не заметит.

– Нет-нет, я не стану вас мучить вторым и третьим актом, за меня не волнуйтесь, я слушал эту оперу пять раз, и это, честно скажу, не самая сильная постановка…

Марта сокрушалась, что все испортила, но Кристоф не выглядел расстроенным. У машины их ожидал верный водитель с лицом голливудского актера, чем-то напоминавший Любиного Глеба. Как будто их всех на одной фабрике производят.

– Можем просто поужинать в баре отеля, – предложил Кристоф, распахивая перед Мартой автомобильную дверцу раньше, чем подоспел водитель.

– Почему бы и нет. – Марта прижимала к груди свой раненый клатч и оставляла за собой на снегу тонкую драгоценную дорожку из бисера, будто Золотая антилопа из мультика.

35 (Марта)

В недавно открывшемся баре отеля удивительным образом закончилось шампанское. Администратор, прилизанный молодой человек с маленькими женскими ручками, чуть не плакал:

– Приносим свои извинения, канун Нового года – все разобрали, это непозволительно, в ближайшее время донесут из основного ресторана, буквально полчаса…

– Bah… oui, правда удивительно, что в заведении такого уровня что-то может закончиться. – Кристоф, как и всегда, не грубил, но был, кажется, слегка раздражен.

– У нас же остался недопитый креман в номере! Он, наверное, еще не сильно выдохся…

Марте хотелось как-то спасти ситуацию, чтобы волшебный, торжественный день не заканчивался. Не трезветь, не возвращаться в свой номер одной, к пустой соседской кровати.

– Действительно! – Кристоф одобрительно посмотрел на Марту, и под этим взглядом хотелось растаять, растечься, как шоколадка на подоконнике в солнечную погоду. – Переведи ему, – он кивнул на прилизанного администратора, – пусть тащат бутылку самого лучшего шампанского в 202-й номер и стейки с кровью, салаты, фрукты, сыры на двоих!

В кремане, простоявшем полдня открытым, почти не осталось пузырьков, но Марте было все равно. Она боялась вернуться с небес на землю, разрушить магию.

– Какие планы на новогоднюю ночь? Вечеринка с друзьями? – Кристоф расслабил галстук и убрал запонки с неправдоподобно крупными бриллиантами в кожаную красную шкатулку с золотым тиснением.

– Совершенно никаких, – честно ответила Марта.

Она устроилась на полу на манер индийского йога, утопая в мягчайшем ковролине, куда более приятном, чем матрасик в общаге.

– Прям никаких? – Кристоф выглядел искренне обеспокоенным. – Bah… У меня утром самолет до Парижа, а там мне нужно ехать до Лиона, к родителям, на традиционный семейный ужин… Я бы позвал тебя с собой, но вот так, в последний момент, все будут задавать вопросы…

Марта аж подавилась креманом.

– Что вы, Кристоф… Я бы никогда не стала напрашиваться… у меня и «шенгена» нет.

– А вот это зря, сделай при первой возможности!

Кристоф подсоединил телефон к колонке и включил какой-то классический трек. Мечтательно закрыл глаза, воздел руки, как дирижер перед оркестром, и принялся водить кистями в такт мелодии.

– Ужьель та самайа Татьяна, катёрёй йа на йедьине…

Марта не смогла сдержать смех и прыснула, заваливаясь на спину.

– Что ты смеешься? Я, по-твоему, пою хуже, чем Муслим Магомаев?

Кристоф уже кружил по комнате в вальсе. Не в силах сидеть на месте, Марта подскочила и сделала пируэт.

– Сёмненья ньет – влюбльен йа, влюблён, как мальчикь, пёлний стр-р-расти йуной!

Так они дотанцевали до конца трека, ни разу не коснувшись друг друга. Несмотря на отсутствие телесного контакта, было что-то интимное, сближающее в этом ребячестве.

Полилась следующая мелодия, тоже, видимо, что-то из «Евгения Онегина», Марта не разбиралась, и они продолжили кружить по просторному номеру, жеманно тянулись друг к другу руками из противоположных углов, но не сближались. Марта чувствовала себя ребенком и одновременно как будто вдруг доросла до чего-то большого и значительного. В груди разливалось тепло, в голове звенела пустота, в носу пощипывали редкие пузырьки от очередного глотка выдохшегося кремана. За окном крупные, размером с монету, стеклянные снежинки ложились на подсвеченные фонарем перила балкончика.

В дверь коротко позвонили. Портье вкатил стальной столик на колесиках, накрытый накрахмаленной жесткой скатертью и заставленный блюдами с глянцевыми круглыми крышками, отражавшими брызги света хрустальных люстр. Пиршество было решено устроить прямо на полу.

Острый зеркальный нож легко скользил поперек мягких мясных волокон, каждый кусочек таял во рту. Тревожно блеснул нож, и Марта вдруг подумала, что этот мужчина среднего возраста сейчас перед ней совершенно беззащитен. Ведь она могла бы при желании в любой момент сжать рукоятку покрепче, в один прыжок оказаться около него и всадить тонкое лезвие в упругий живот или полоснуть по горлу…

– Фух, что-то я весь вспотел на нашем балу. – Кристоф откинул темные взмокшие пряди со лба. – Я в душ.

Спустя минуту приглушенно скрипнул вентиль, и струи воды мелкой дробью брызнули по стеклянной дверце кабинки. То, что Марта сделала дальше, было настолько естественным, что, кажется, еще ни одно решение в жизни не давалось ей так легко. Она стянула через голову платье, выпуталась из колготок, сняла белье и аккуратно сложила свой вечерний наряд на стуле рядом с коллекцией галстуков хозяина номера.

Кристоф встретил ее без тени удивления и благодарно раскрыл руки навстречу, притягивая Марту для глубокого, горячего поцелуя. Они помогли друг другу тщательно намылиться и смыть