Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Проводя пальцами по изображающей антиквариат, но все же новенькой мебели, Марта вдруг вспомнила фильм «Красотка» с Джулией Робертс, часто мелькавший по телевизору в детстве. Некоторая схожесть положения забавляла: у нее, как и у героини классического голливудского ромкома, на вечер была запланирована опера. Кажется, ту девушку звали Вивиан. Марта представила, что от переизбытка чувств расплачется во время представления, прямо как в фильме, чтобы порадовать клиента, и рассмеялась.

До встречи с Кристофом оставалось полчаса. Марта приняла душ и быстро привела себя в порядок после дороги. Отражением в зеркале она осталась довольна, несмотря на почти бессонную ночь: простое черное платье-футляр открывало рельефные руки и длинные ноги в плотных черных колготках. Волосы Марта собрала в небрежный пучок на затылке, в ушах поблескивали дешевые китайские фианитики, казавшиеся из-за благородной обстановки роскошными бриллиантами. Пиликнула эсэмэска. Незнакомый иностранный номер, сообщение на французском, со всеми аксанграв и аксантэгю.

«Марта, добрый день. Это Кристоф. Не заглянете ко мне ненадолго в 202-й? Мне нужна ваша помощь».

Сердце застучало где-то в горле. Помощь? Что-то случилось? А если это проверка – готова ли она пойти к нему в номер? А что, если он накинется на нее там, изнасилует? Стены толстенные, не докричишься. Как он вообще выглядит? Марта сделала глубокий вдох, взяла пальто, расшитую бисером вечернюю сумочку с китайского рынка и, стараясь не терять самообладания, направилась к лифтам.

Спустившись на второй этаж, Марта помешкала. Каблуки лодочек вязли в пушистом нежно-голубом ковролине. Зимой его, наверное, намывают с шампунем каждую ночь. Может, ну его, бросить все, сбежать? И пусть Брэд и Илона придут в ярость, выгонят ее из агентства, заставят возместить стоимость проживания и билетов на поезд. Марта встретилась взглядом со своим отражением в настенном зеркале. Напуганные, круглые глаза, губы скручены в узелок. Что-то в выражении лица напомнило о Маше.

Да что сможет ей сделать этот наверняка пожилой, хилый французишка? Если что, она его по голове чем-нибудь огреет, делов-то. Марта коротко трижды постучала в дверь с золочеными цифрами «202».

– Ouverte!

Марта нажала на ручку и оказалась в номере еще просторнее ее собственного.

– Bonjour?

У распахнутой двери в ванную, обратная сторона которой была зеркальной, мужчина среднего роста прикладывал к горлу темный галстук, забавно вытянув губы трубочкой и почти касаясь ими кончика носа. Должно быть, это и был Кристоф. Он разочарованно помотал головой и бросил галстук на стул, на спинке которого висело еще несколько цветных шелковых полосок.

– Никак не могу определиться – галстук или бабочка? В прошлый раз надел бабочку, и, кажется, на меня все смотрели как на идиота!

Кристоф улыбнулся теплой, почти извиняющейся улыбкой – и в комнате сразу как будто стало немного уютнее. Марта сбросила туфли и подошла к хозяину номера.

– Ничего не смыслю в оперном дресс-коде. Но бабочка, возможно, и правда перебор. Наденьте галстук.

Кристоф глянул одобрительно. Его загорелое лицо оттенялось подернутыми сединой висками.

– Быстрый, деловой подход! Вот это я понимаю! Какой цвет берем?

Из колонок доносилась негромкая классическая музыка. Марта оглядела Кристофа с ног до головы – черный костюм с иголочки, крепко сидящий на поджарой фигуре, сверкающая белизной рубашка. Нужен какой-то яркий акцент, но, пожалуй, не слишком кричащий. Закусив губу, Марта повнимательнее изучила внушительную коллекцию галстуков и указала на матовый, цвета бургунди.

– Превосходный выбор!

Француз задрал подбородок, как будто обнажая шею для бритья, и Марта не сразу сообразила, что от нее требуется.

– Я… я не умею.

Кристоф снова обезоруживающе улыбнулся. Он необъяснимым образом вызывал доверие.

– Это несложно, давай научу.

Марта подала ему бордовую полоску приятной на ощупь ткани.

– Делаешь петлю, потом оборачиваешь, вот так, поддеваешь, просовываешь…

Кристоф поправлял движения Марты своей рукой. Ладонь у него была мягкая, теплая и в то же время как будто слегка стянутая возрастом. От него пахло свежим, древесным одеколоном с нотками жасмина и еще чем-то неуловимым, возможно сигарами. По красноватой шее двигался вверх-вниз кадык. Марта поняла, что у нее трясутся руки.

– Извините, я волнуюсь.

– Вот так, прекрасно. Да я и сам что-то волнуюсь. – Кристоф потупил серые глаза, будто смущенный школьник. – Но от волнения есть прекрасное лекарство!

Он кивком указал в сторону дивана, возле которого возвышалось на тонкой ножке запотевшее, точно покрытое слезами, серебристое ведерко со льдом, охлаждавшим откупоренную бутылку шампанского. На столике рядом уже стояло два наполненных бокала. Марта сделала аккуратный глоток и с удовольствием зажмурилась.

– Лучшее шампанское, что я пробовала в жизни.

Кристоф одобрительно кивнул, застегивая сверкнувшие бриллиантами запонки.

– Строго говоря, это креман, но креман отличный. Не буду занудствовать. У вас великолепный французский, где вы его учили?

Марта осторожно присела на низкий диванчик, обитый переливающимся, точно сахарная присыпка на пончике, бархатом. Интересно, что бы подумала мать, если бы увидела Марту в такой обстановке. Да, за такого мужчину Ангелина убила бы.

– В школе…

Отчего-то Марте не хотелось пускаться в рассказы о детстве, о городе Б… Можно же сделать вид, что у нее нет прошлого, что она материализовалась среди дорогих интерьеров, будто из воздуха, словно ожила одна из псевдоантичных статуй из главного холла.

– В этом отеле прекрасная косметика. – Марта неловко перевела тему. – Я планирую собрать все флакончики к себе в общежитие и растягивать их на год, разбавляя водой! – Она постаралась максимально непринужденно рассмеяться, закидывая ногу на ногу.

Кристоф неожиданно сделался серьезным.

– Aqua Di Parma, да, у них приятные ароматы. – Француз водил пальцем по краю хрустального бокала, явно не решаясь что-то сказать. – Послушайте. Во-первых, вы прекрасно выглядите. Подождите, не перебивайте. Во-вторых, для меня такой arrangement в новинку, это все Брэд… – Кристоф присел на диван на почтительном расстоянии от Марты. – Говорит, мол, зачем проводить день в одиночестве, накануне Нового года, в Северной столице, что есть франкоговорящая девушка, и переводить может, и компанию составит… Но знайте, вы мне совершенно ничего не должны, и, если в какой-то момент вам станет скучно с таким стариком, как я, можете уйти, а я ничего не расскажу вашему агентству, вам заплатят согласно договоренности… Просто мне противна мысль, что кому-то придется проводить со мной время, пересиливая себя…

– Что вы! – Тепло от шампанского уже разлилось по телу Марты. Казалось, француз и вправду переживает сильнее, чем она. – За меня не волнуйтесь, я, если что, умею за себя постоять.

Марта вспомнила, как планировала огреть клиента агентства «Виват» по голове чем-нибудь тяжелым в случае приставаний, и эта мысль теперь показалась ей абсурдной. Она опустошила бокал. Кристоф потянулся к ведерку, чтобы подлить ей еще.

– Вот и чудесно. Что ж, с делами на сегодня покончено, теперь нам нужно ехать, а то опоздаем на ланч!

Шампанское в тот день лилось рекой. Они пили брют в длинном темном салоне арендованного «мерседеса», подсвеченном фиолетовым, в ресторане, где стол сервировали антикварным серебром, и даже в Эрмитаже им было позволено, в рамках некоей вип-программы, прогуливаться с бокалами по длинным глухим коридорам.

Кристоф с любовью рассказывал про своих детей: старшая дочь, Софи, учится в Сьянс По, отказывается брать у отца деньги и состоит в студенческой организации «Коммюнист де Ля Пениш».

– У нее это пройдет. Она вообще-то очень умная девочка, и со временем, думаю, займет управляющую должность в моей компании. Но, как говорится, кто в молодости не был революционером – у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором – у того нет ума.

Младший сын, Анри, одержим гонками и должен вот-вот подписать контракт с «Формулой-1».

– Моя первая жена была страшно зла на то, что я спонсировал команду сына, поощряя тем самым его интерес к опасному спорту. Но уверен, с моими деньгами или без них, Анри нашел бы возможность гонять. Он самый бесстрашный человек из всех, кого я знаю. Вот уж кто точно стоял бы с французским флагом на баррикадах, если бы возникла такая ситуация.

Марте хотелось, чтобы о ней тоже кто-то говорил с таким же трепетом, с каким Кристоф рассказывал