Меркьюри - Эми Джо Бернс

Однажды утром в середине августа Мик объявил за завтраком, что собирается сам отвезти Элизу на прием к врачу. Все три брата, которые, звякая ложками, уминали хлопья, вдруг разом притихли и посмотрели на отца.

– То есть сегодня? ― уточнил Бэйлор.

Мик с нарочитой убедительностью кивнул, словно бы собирался везти жену на окружную ярмарку.

Шэю это показалось странным, поскольку Мик не утруждал себя даже тем, чтобы помочь Элизе загрузить стиральную машину. Но тут же мальчик мысленно себя отругал: вполне естественно, что отец хочет сам ее свозить к врачу. И разумеется, он любит свою жену.

Когда родители вышли из дома и вскоре тронулись на «Линкольне» в направлении трассы 62, все три сына Мика Джозефа выдохнули с облегчением. Без Мика за спиной предстоящий день обещал быть легче и спокойнее. На крыше тот работал без страховки. Как и Бэйлор, отец пренебрегал защитной экипировкой, но был к тому же и рассеянным. Только на прошлой неделе он в центре города, балансируя на крыше магазина запчастей на хлипких брусках, неловко развернулся и ногой сшиб на тротуар ведро с мастикой.

Без Мика, за которым нужен был глаз да глаз, братья закончили работу еще до полудня. Они сорвали все слои старой кровли со все больше приходящей в упадок фабрики магнитофонных кассет, и черная пыль пересохшей угольной смолы забилась у них куда только можно, во все складки и отверстия. В морщинки от смеха возле глаз, носогубные складки, костяшки пальцев, сгибы коленей. Братья планировали вернуться на следующий день, чтобы залатать нижний кровельный настил, уложить изоляцию и резино-битумный слой, который в завершение покрыть гравийным слоем, чтобы резина не растрескивалась по жаре. Солнце, как оказалось, бывает столь же разрушительным для крыши, сколь и грозы со шквалистыми ветрами.

Вместе братья сели за ланч, с утра сложенный для них Элизой в сумку-холодильник. У Шэя поверх сэндвича оказалась жестяная крышка от банки с тунцом. Он аккуратно снял ее и положил перед собой на землю. Все трое некоторое время смотрели на нее не шевелясь. Они сидели в тени развесистой кроны ореха гикори, еле слышно шелестевшей на знойном ветерке. Слышно было, как по автостраде за границей деревьев проносятся фуры. Братья сейчас напоминали серию бумажных кукол: все в похожих вылинявших джинсах, рубашках с обрезанными рукавами и сильно загорелые после нескольких дней пребывания на солнце. Как же долго Шэю хотелось быть таким же, как братья, ― и в то же время не хотелось, особенно теперь, когда они будто бы застряли все вместе на стремительно тонущем корабле. Три пары глаз были сейчас прикованы к крышке от консервной банки, испуганные тем, что она предвещала.

– С ней все будет хорошо, ― сказал наконец Бэйлор. ― Она поправится.

Бэйлор не стал бы выдавать таких избитых фраз, будь перед ним сейчас только Уэйлон. И Шэя обозлило то, что с ним по-прежнему обращаются как с ребенком. «Дайте же мне быть таким, как вы, ― думал он с досадой. ― Хотя бы раз».

– Прекрати, Бэй, ― сказал он. ― Не надо врать из-за того, что я здесь.

– Она еще такая молодая, ― вставил Уэйлон, слишком взволнованный, чтобы кого-то успокаивать или пытаться что-то сгладить. ― Что с ней вообще такое?

Бэй сплюнул на пыльную землю.

– Врачи ни хрена понять не могут. Но блин, будь я замужем за этим типом, я бы тоже съехал с катушек.

Шутка оказалась не смешной, скорее мрачной. Шэй подумал: как такое может быть, чтобы один человек мог вызывать недуг у другого? Или жизнь так и проходит, нанося людям душевные раны через рукопожатия, семейные обеды, раскаяния, потери?

– Ладно, к черту все это, ― сказал, поднимаясь, Бэйлор. ― Давайте лучше искупнемся!

Они сложили инструменты и все прочее в фургон Мика и проселками поехали из города прочь мимо заброшенных угольных рудников, беспечно мчась по дорогам, словно на душе не лежал тяжелым камнем страх. Наконец грузовичок остановился возле старого выработанного карьера, который закрыли уже много лет назад, когда в его недрах не осталось угля. Он был пятнадцать метров глубиной, а его дно скорее походило на свалку из мотков ржавой проволоки и железа. И там их вполне могли бы задержать за купание в опасном месте под запрещающими знаками.

Первым стянув с себя рубашку с джинсами, Бэйлор бомбочкой сиганул в карьер. Грубый, лохматый, с пропащим лицом, он смахивал на Росомаху из комиксов. Уэй последовал за ним. Бэй, поднырнув, подхватил его под водой, и они стали брызгаться и смеяться, в точности как Шэй с Патриком в речке, что бежала за домом у Патрика…

Патрика, которого Шэй не видел с тех самых пор, как они белили в церкви потолок, не решаясь поглядеть друг другу в глаза.

У кромки воды с давно вышедшего из строя крана петлей свисал старый металлический трос. Дабы не отставать от старших братьев, Шэй разделся до трусов, оттянул петлю назад и, разбежавшись, взмыл в воздух. Продержался за трос до тех пор, пока его взмах не достиг высшей точки, и лишь тогда отпустил. На какое-то мгновение Шэю почудилось, будто это полет, а не падение. Будто жизнь сильнее смерти. С восторгом он представил сокровища, лежавшие внизу, в пустотах, там, где земля была выдолблена и опустошена, ― в не видимых глазу пещерах, смертоносных подводных пропастях и еще оставшихся угольных пластах, уходящих глубоко под землю. Зажмурившись, Шэй обрушился в воду. Наконец он осмелился открыть глаза и заглянуть в недра карьера, в эту копь, еще полную минералов, со следами грязи и пота тех, кто жил давным-давно.

Когда он вынырнул на поверхность, Бэй, в свою очередь, вцепился в трос и взвился над карьером. Уэйлон тоже решил попробовать «полетать» и под хохот братьев плюхнулся с размаху на живот. На шее, где у него висела золотая цепочка с крестом, сгоревшая на солнце кожа отливала ярко-пунцовым.

Позднее Шэй будет не раз вспоминать этот «портрет в движении» братьев Джозеф, где им пятнадцать, двадцать два и двадцать три. Где один ― уже отец, а второй поклялся, что не женится ни в жизнь, а третий боялся, что у него это никогда не выйдет. У них было очень мало фотографий, где братья собрались бы втроем, ― они так часто бывали вместе, что забывали, насколько это значимо. И этот августовский день, когда они друг за другом взлетали в воздух и ощущали себя королями мира, остался в памяти Шэя как лучшее воспоминание о братьях.