Монгольский след - Кристиан Гарсен


Монгольский след читать книгу онлайн
Центральный сюжет этой книги — поиски пропавших где-то в бескрайней Монголии французского журналиста и геолога из России. Искать их довелось на нескольких этажах реальности, привлекая на помощь в том числе не совсем обычных свидетелей: китайца, способного управлять сновидениями, монгольскую шаманку, отправляющуюся иногда в странствия по соседним мирам, о которых после выхода из транса она тут же забывает, девушку-сибирячку, способную заглянуть краем глаза в невидимое, старую ведьму в различных обличьях, озерного духа с лисьей мордочкой, а также кобылиц, орла и волка.
На повседневном уровне реальности, отраженном сурово, а порой и гротескно, действие разворачивается в Улан-Баторе, Пекине, на восточном берегу Байкала, в монгольских степях и горах. Русскоязычному читателю «Монгольский след» может напомнить мистические романы Виктора Пелевина — (особенно «Священную книгу оборотня») — но тут ни капли постсоветского цинизма.
Повествование ведется со множества равнозначных точек зрения, от имени нескольких героев, причем едва ли возможно установить их точное число. Многослойный роман о современной жизни и магии в «странах третьего мира» — тридевятом царстве, тридесятом государстве.
Ванлинь представил себе орла, облетающего, играя с ветром, свистящим в его длинных перьях, этот бесконечный лес, постепенно уклоняясь к северу вдоль тонких серебристых змеек-речушек, легко и плавно скользящего в потоках голубого воздуха, созерцающего мелкий трепет волн на поверхности темных озер. Орла можно было бы назвать Лелио Лодоли: красивое имя для орла, сочетающее текучесть согласных и заливистую трель гласных. Имя неплохо отражало благородную сущность этой птицы, скупые и точные движения ее головы, легкость воздуха, свойственную немного и ей самой, прозрачность неба, разрезаемого в полете, рассыпанный далеко под нею искрящийся жемчуг озер. «Лелио Лодоли летел уже три дня, при удобном случае иногда дремал на перине холодного воздуха, лениво парил, позволяя себе временами чуть отклоняться от курса, а летел он над густым ровным лесом, вечным и бесконечным». Ванлинь решил написать какую-нибудь историю с точки зрения этого орла — например, такую, где одним из героев станет зверек-гермафродит по имени Дианда, в котором сосуществуют пес и лиса: вспомнилось, что в историях о ведьмах и привидениях, которые ему в детстве рассказывала мама, лисы были волшебницами, принимавшими облик соблазнительных красоток, а псы, в свою очередь, символизировали мужскую силу.
Он устроился поудобнее, но почувствовал себя слишком уставшим, так что написал всего несколько строчек. Тогда он прилег и погрузился в недочитанную книгу Генри Джеймса. Незаметно уснул, но, к большому своему удивлению, снов не увидел, а такого с ним не случалось почти никогда — разве что по собственной воле, и, к тому же, он надеялся, что многочисленные события прошедшего дня снабдят его отборнейшим материалом для сновидений.
Погода на следующий день выдалась просто чудесная. Ванлинь изучил карту местности и решил прогуляться вдоль побережья. Надел на спину рюкзак и прошагал с ним весь день, прошел километров тридцать, в тайне надеясь обнаружить пляж с ощипанной травой, идентичный тому, что некоторое время назад видел во сне, и что бы на его краю снова спала полная женщина, похожая на ту, которую он так деликатно изнасиловал, однако в этот раз ему не повезло. Встретилось множество зеленеющих лугов, усеянных белыми и желтыми цветами, напомнивших ему просторы, виденные когда-то сверху во сне, но никого уснувшего где-нибудь на травянистом склоне — только четырнадцать чаек (Ванлинь успел посчитать их, поскольку те мирно бороздили ярко-синюю поверхность озера), уставившийся на него с нескрываемым любопытством сурок и, похоже, готовый броситься на него из поднебесья орел («возможно, сам Лелио Лодоли», — подумалось Ванлиню), несколько запаниковавших сусликов, забавно рыскающая вприпрыжку сорока и нагло неподвижная поначалу лиса: выждав несколько мгновений, она нехотя поднялась и засеменила прочь, время от времени оглядываясь, словно приглашая идти за собой.
Так и не заметив нигде спящей красавицы, он быстро утешился — настолько великолепны были открывающиеся во все стороны величественные пейзажи. Обширные участки прибрежной степи чередовались с рощами лиственниц, широкие песчаные пляжи — со скалистыми утесами, а взгляд скользил все дальше и дальше, затуманенный морским горизонтом, взбитый порывами ветра, залитый синевой. Ванлинь был в восторге. Вернувшись вечером, он сел за стол и продолжил писать рассказ, начатый в Пекине, — историю о человеке, пропавшем в пустыне, сам не представляя, чем она закончится. Старая карга принесла ему поесть и газету на английском, что заставило его задуматься, где она могла ее взять. Номер был примерно месячной давности — скорее всего, газету оставил случайный турист или же один из ученых, что работали с родителями Ирины. Там была всего одна статья, касавшаяся Китая, в ней рассказывалось о Цзо Ло — сычуаньском защитнике обездоленных, частном детективе, избравшем своей миссией возвращение в отчий дом (при необходимости — путем похищения) молодых крестьянок, насильно проданных собственными семьями замуж за крестьян, чуть более зажиточных, чем они сами.
Опустилась ночь. Его тело после прогулки ныло от усталости, но дух, наоборот, посвежел. Он уснул беспросыпно, снова без сновидений.
Проснувшись утром, сходил на другой конец улицы в магазинчик, торгующий табаком, утварью и съестными припасами, затарился водой и всякой снедью для пикника, упаковал все это в рюкзак. Когда они с Ириной прощались на берегу, выйдя из хижины на сваях, то условились встретиться в этот день, в десять часов, и прогуляться по лесу. И ровно в десять она постучалась в его дверь.
Опушка леса начиналась сразу за домом, в котором снимал комнату Ванлинь. Предыдущий день показался ему настолько приятным, что простая перспектива пойти взглянуть на неведомые дикие места рождала в нем предчувствие восторга, подобное тому, с которым накануне Рождества засыпает ребенок, твердо уверенный, что, едва проснувшись, найдет под ёлкой подарки. К тому же, он питал тайную надежду: говорил себе, что его, возможно, ожидает озарение — что-нибудь такое, что укажет на наличие у него шаманских способностей, которые, не исключено, сумел передать ему дедушка. Поэтому, как только они вошли в лес, его охватило чувство — несомненно, усиленное его собственными ожиданиями, — что он проник в иной мир — древний, захватывающий, ошеломляющий. Благоухание кореньев и листьев наполнили его радостью и признательностью, так же подействовали чуть прохладные лучи солнца, рисовавшие на земле сквозь переплетение ветвей подвижные узоры, и маслянистый аромат лиственниц, напомнивший ему запах костного мозга. Внутри него всё вдруг успокоилось, душа расправила крылья, грудь распирала уверенность в собственных силах. Он поделился этим ощущением с Ириной, и она ответила, что лес — это, действительно, иной мир, в котором движения духа порою перемешиваются с темными корнями, отягощенными нашим позабытым прошлым, полнокровной звериной дикостью. И нужно постоянно учитывать это, иначе могущество иного мира может натворить бед: о чем-то подобном рассказывают многие легенды — и местные, и западные, и, конечно, китайские. Ванлинь не стал спорить.
— Что бы я хотела тут найти, — сказала, немного помолчав, Ирина, — так это куда время от времени выбирается пройтись Гэирг. Наверняка, там тоже заколдованное место, «пункт пропуска», как под нашим домиком на озере.
Они прошагали все утро среди лиственниц и берез, пользуясь, при случае, старыми лесными тропками и сверяясь с компасом, чтобы не ходить по кругу и чтобы не слишком уж далеко углубиться в чащу. Повстречали косулю, обнаружили следы волка и, возможно, медведя, множество раз слышали треск веток на земле,