Секреты цветов - Салли Пейдж

– Я… Мой муж умер около года назад, и, ну… все очень сложно.

Алистер осторожно касается ее руки:

– Господи, Эм! Мне так жаль. – (На самом деле Эмма не хочет говорить о Уилле, причем не потому, что не может открыться Алистеру, а потому, что прямо сейчас она радуется жизни. И впервые за много месяцев ей кажется нормальным чувствовать себя хорошо.) – Эм, если не хочешь, можешь об этом не говорить.

Эмма думает о всех этих людях, которые говорят ей «дорогая», «милая» и вот теперь «Эм», и на душе становится тепло. Она пытается подобрать нужные слова, на секунду задумавшись, знает ли Алистер французский или испанский.

– Несколько недель назад я начала размышлять над тем, был ли на «Титанике» флорист, а точнее, флористка, и уже не смогла отказаться от идеи ее найти. Это стало своего рода наваждением. Полагаю, отчасти это обусловлено подспудным желанием больше не зацикливаться на других вещах, связанных с моим мужем. – Эмма смотрит на Алистера, чтобы проверить, понимает ли он ее.

– Продолжай.

– Я вбила себе в голову одну странную идею. Короче, если бы мне удалось найти флористку и доказать, что она выжила, то тем самым я как бы спасла ее, и это в каком-то смысле все изменило бы. – Эмма смотрит на Алистера. – Бред, конечно, но я тогда плохо соображала. – Она улыбается. – Последнее время я почти не спала, почти не говорила и реально почти ничего не делала.

– Ой, это мы проходили. Куча дел, но все влом.

Рассмеявшись, Эмма пытается облечь в слова внезапно пришедшую в голову мысль:

– Похоже, то, что я пытаюсь сказать… хотя и не слишком внятно… короче, меня только что осенило, что это не я должна была ее спасти, а она должна была спасти меня. Бросить мне спасательный круг, чтобы я не утонула.

Повернувшись к Эмме, Алистер сдержанно улыбается:

– Кто знает? Люди не зря говорят: «В жизни и не такое бывает». – (Именно это наверняка произнес бы и Лес.) – Эм, послушай, я тут вот о чем подумал. Понимаю, я тебя огорчил, сказав, что «Титаник» представляет собой различные страны…

– Дело не в этом… – начинает Эмма.

– Эм, ты была похожа на щенка, которого пнули ногой. Но посмотри на все с другой стороны: ты наверняка ни на шаг не продвинулась бы, если бы не все те люди, которых ты перечислила. Это можно назвать командной работой, да? – Дождавшись кивка Эммы, Алистер продолжает: – Итак, я думаю, что о цветах на «Титанике» можно сказать то же самое: разные люди вносили свою лепту. Быть может, там не было одного-единственного умельца, одного лидера, что отнюдь не означает, будто люди, вносившие свой вклад, не стоят упоминания, начиная с Билингов и кончая доморощенными флористами на борту лайнера. Вклад этих людей тоже немаловажен.

Эмма вспоминает тех, кто помог ей организовать эту встречу. Хорошо бы поставить в саду под яблонями большой стол и пригласить их всех на ланч. Она подала бы охлажденное красное вино, ягненка, а может, паэлью и что-нибудь, что понравилось бы ее отцу.

Тем временем Алистер подзывает Яна:

– Итак, Ян, тебе понадобится все твое мастерство. У нас для тебя непростое задание. Нам нужен коктейль, который подали бы пассажирам «Титаника»…

Несколько минут спустя они с Эммой уже поднимали два граненых стакана с «Манхэттеном» и произносили тост за Флористку, а скорее, за флористов.

Допив коктейль, Эмма достает из сумочки телефон, открывает папку с фотографиями и показывает завороживший ее снимок Алистеру.

– Я хочу спросить тебя об этой девушке.

– Ой, да я ее знаю, – медленно произносит Алистер, с улыбкой разглядывая серьезное лицо молодой женщины, которая смотрит на него с фотографии.

– Вся штука в том, что я постоянно к ней возвращаюсь. Я знаю, что она не могла быть флористкой на борту лайнера, потому что была медсестрой, но…

– А вот и нет, – ухмыляется Алистер.

– Но… – Нахмурившись, Эмма показывает на крест на белом накрахмаленном переднике. – А как тогда объяснить униформу медсестры?

– Это униформа времен Первой мировой войны, – уверено заявляет специалист по Первой мировой войне. – Когда в тысяча девятьсот двенадцатом году она работала на «Титанике», то была обычной стюардессой. Впрочем, как оказалось, не совсем обычной. Тебе ведь известно ее имя?

– Вайолет.

– Ага, – кивает Алистер. – На твоем фото Вайолет Джессоп. Хорошо известная нам, фанатам «Титаника», потому что пережила целых три кораблекрушения во время работы на «Уайт стар лайн»: на «Олимпике», «Титанике» и «Британнике».

– Ух ты! А я понятия не имела, что кораблекрушений было целых три, – с сомнением в голосе говорит Эмма.

– Она едва не погибла, когда затонул «Британник», – кивает Алистер. – Во время Первой мировой войны лайнер использовали как госпитальное судно, и оно натолкнулось на мину. Твоя фотография, должно быть, была сделана в тот самый период. Вайолет долго пробыла в воде, а она не умела плавать. Вот только я точно не помню, как ей удалось спастись. – Алистер качает головой. – Казалось бы, под конец ни один нормальный человек не отважился бы отправиться с ней в плавание.

– Она, вероятно, была очень везучей. Или, полагаю, невезучей, если посмотреть на вещи под другим углом, – хмурится Эмма. – И с чего вдруг я вбила себе в голову, что она была медсестрой на «Титанике»?

– Из-за фотографии. Это фото используют в каждой статье, посвященной «Титанику», но оно было сделано несколько лет спустя.

Эмма смотрит на экран телефона. Вайолет Джессоп – стюардесса, ставшая медсестрой. Внезапно у Эммы появляется хорошо знакомое смутное чувство узнавания, и в голове возникает новая мысль: интересно, а Вайолет Джессоп любила цветы?

– Ну а теперь выкладывай! – глядя на нее в упор, требует Алистер. – Какое отношение имеет ко всему этому Вайолет?

– Просто смутное ощущение. Знаю, это звучит глупо, но, когда я впервые увидела Вайолет, мне показалось, я узнала ее, – покраснев, отвечает Эмма. – Я почувствовала некую связь – что-то, имеющее отношение к моей семье. Просто не могу вспомнить, какое именно.

– Забытый родственник? – Алистер определенно шутит, а Эмме хочется сказать: «Да. Может быть», хотя она понимает, что это будет звучать глупо. – А у тебя, случайно, не было каких-нибудь родственников, связанных с «Титаником»?

– Я изучила свое генеалогическое древо. Абсолютно никого с материнской стороны, а семья моего отца – испанцы, то есть тут нужно очень сильно покопаться. Но пока я ничего не нашла.

Алистер с ухмылкой смотрит на Эмму:

– Похоже, ты хочешь, чтобы Вайолет Джессоп оказалась твоей флористкой?

У Эммы путаются мысли. Она представляла свое исследование в виде двух параллельных