Глафира и Президент - Анастасия Викторовна Астафьева

— Что же, Глафира Фёдоровна, не по душе вам наше угощение?

— Добро на меня только зря переводить, — ответила бабка, — говорю же, не чую после болезни. А сами-то вы что же деликатесы не кушаете? На кашке, смотрю...

— Это, Глафира Фёдоровна, называется з о ж. Здоровый образ жизни. Хотите попробовать? Алексей, подай тарелку.

Парень тут же отложил бутерброд, принёс тарелочку, кашки положил, маслица кинул, поставил перед хозяйкой.

Попробовала Глафира. Не солоно. Не сладко. Пресно. Но постеснялась кочевряжиться. Съела всё до последней капельки.

— Спасибо, — сказала, — полезная кашка. Но я вот вам в русской печке потом наварю. Вот где польза и вкус!

— Не откажусь! — ответил Президент, попивая кофеёк с молоком. — Да вы-то так ничего и не поели! Попробуйте!

— Это вот чего за булка такая? — поинтересовалась Глафира, всё поглядывая на батон с ягодами. — Я в какой-то передаче такую занятную видала. Попробовать бы…

— Это багет с маслинами и оливками, — прокомментировал Илья и положил ей на тарелку два кусочка. Один сверху прикрыл ломтиком жёлтого сыра, другой украсил помидоркой и веточкой укропа.

Откусила Глафира, пожевала и еле сглотнула. Ягоды те солёные да жирные оказались. Проти-ивные! А не выплюнешь, когда на тебя смотрят… Стерпела, доела кусочек тот, что с сыром, через силу. Запила поскорее чаем. Второй отодвинула:

— Всё, сыта. Спасибо!

Ребята так же быстро, как накрыли на стол, и убрали с него. Посуду намыли, вытерли, на место всё поставили. Продукты в маленький холодильник еле впихнули. Пошептались о чём-то и попросили Глафиру показать баню, как её топить, откуда воды носить. Она отвела, объяснила.

Алексей с Ильёй переоделись в спортивные костюмы, похватали вёдра и снова за работу принялись. Никитич, видать, не такой расторопный. Всё больше ходил, смотрел, а потом капот машины открыл и пропал под ним, крутил чего-то, постукивал.

А Президенту кто-то позвонил, он за калиточку вышел и до-олго прогуливался туда-сюда и разговаривал. Глафира заметила, что Никитич в машине-то копается, а один глаз с главы государства не сводит. Следит, чтобы всё хорошо было.

Ей тоже пора делом заняться — весна тёплая, солнечная, земля сохнет быстро, надо за огород приниматься. Достала Глафира из кладовки любимый лёгкий заступ, грабельки, выкатила тачку, чтобы компост на грядки повозить, и пошла за дом, где у неё был разработан участочек под картошку, стояла крохотная тепличка из старых рам, торчали проволочные дуги под парник. Курочки бродили по огороду, рыли лапками, выклёвывали что-то из тёмной сырой земли. Вокруг гряд, по целине, сквозь жёлтую полёгшую прошлогоднюю траву упрямо проклёвывались перья травы молодой, упругой, сочно-зелёной. Пушилась отцветшая мать-и-мачеха, жирели одуванчики, лопухи упрямо лезли из-под земли, как ни рубила их каждое лето и лопатой, и топориком старуха.

Глафира воткнула заступ в ближнюю гряду, огляделась и с досадой отметила, что в противоположном углу повалился забор: одно прясло[3] совсем лежало на земле, второе повисло, зацепившись за стволик юной берёзки. Несколько лет подряд подпирала бабка эти прясла батожками, но, видно, срок пришёл — прогнила слега[4] окончательно, сломалась под ветром и снегом. Можно бы и не поправлять забор — скотины в деревне не осталось, никто не зайдёт, не потопчет всходы. Но душа требовала порядка, и Глафира пошла в тот угол, попробовала приподнять упавшее прясло — да где там! Только задохнулась!

За этим занятием и застал её Илья:

— Глафира Фёдоровна, вы бы нас позвали. Зачем сами-то?

— Да я уж как-нибудь…

— И лопата… Копать, что ли, вздумали? Так мы завтра вам всё за полдня вскопаем.

Илья шагнул к забору и одной левой поднял упавшую часть, поставил, подпёр, отряхнул ладони.

— Вот спасибо, Илюша! — обрадовалась Глафира и спросила, взглянув в сторону баньки. — Затопили?

— Пол там провалился, так мы чего спросить хотели: доски есть у вас? Починили бы…

— Доски-то?.. — задумалась бабка. — У меня стояли где-то две, но те не годятся, тонки. Тут хорошие надо, пятидесятку.

— Ладно, мы тогда до пилорамы с Никитичем, а Алёша пока старый пол выбросит, там труха одна.

Илья ушёл, и через пару минут чёрная машина уехала.

Глафира пошла в баньку — полюбопытствовать, что там делает второй охранник.

Алёша голыми руками выворачивал из пола гнилые, заплесневелые снизу доски, даже гвоздодёр был не нужен, до такой степени они иструхли. И балки тоже: стукни ногой пару раз — и переломятся.

— Ничего, бабуль, сейчас всё наладим! — весело сказал он, увидев настороженное Глафирино лицо в дверях бани.

— Вовек бабке с вами не рассчитаться!

— Считайте, что это благотворительность! — подмигнул Алёша в ответ и, выворотив половину балки, выпихнул её на улицу через банное окошечко. Рама была предусмотрительно выставлена и убрана в предбанник.

Чтобы не стоять над душой у работника, Глафира отправилась искать Президента. Тот сидел в избе за столом, разложив бумаги. Перед ним стоял раскрытый ноутбук.

— Помешала я вам… — тихо проговорила бабка. — Сейчас уйду, уйду...

— Вы мне не мешаете, Глафира Фёдоровна, — отозвался Президент, — это я ваш стол занял. Сейчас вот пару указов изучу, подпишу и освобожу.

— Сидите-сидите, я только печку скутаю[5]. Забыла ведь, полоротая. .

Глафира заглянула в абсолютно чёрное жерло печи — отвлеклась ведь, упустила тепло, ну да подсушить жильё и этого достаточно. Задвинула заслонку и, прихватив полное ведро из-под раковины, понесла его на помойку.

Алексей со своей частью работы уже справился и теперь сидел на лавочке возле бани. А те, что уехали за стройматериалами, пока не вернулись. Увидев Глафиру с ведром, он попытался помочь, но тут уж бабка взмолилась:

— Я же не могу сиднем сидеть! Оставьте мне моё бабье хозяйство. Вам работы хватит.

Она выплеснула ведро на компостную кучу и тут вспомнила о важном деле:

— Алёша, божий человек, помоги ты мне котят поймать. Ведь одичают на чердаке совсем…

Пока парень взбирался по лестнице наверх и присматривался, Глафира давала ему указания: — Корзинка там, справа, меж стропилами стоит. Погляди там сперва.

С чердака сошмыгнула перепуганная Мурка и теперь, тревожно мявкая, крутилась под ногами— зорили[6] её гнездо, мать переживала за детей.

Через минуту Алёша отозвался:

— Тут пусто…

— Разбежались, значит.

— Ничего, поймаем…

Было слышно, как он бросился за кем-то раз, другой, стукнулся обо что-то, что-то уронил, ругнулся и крикнул оттуда:

— Темно тут очень! Фонарик есть?

И тут же следом:

— Ага! Попался!

И через минуту свесился с чердака и протянул Глафире отчаянно орущего и царапающегося рыжего котёнка. Она приняла зверёныша, прижала к себе:

— Экий шубяной!