Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

Жили они над бабой Дуней, на втором этаже. Ляйсан умоляла отца приглядывать за матерью, кормить ее, хотя бы поить. Мать порой выходила на балкон в ночной рубашке и тоненько пела. К ней вызывали психиатрическую бригаду, но муж, которого признали вменяемым, подписывал отказ от госпитализации. Женщина заживо сохла, и голоса у нее почти не осталось.

Пять месяцев назад, весною, у них повесился сын. Он сделал это дома, когда вернулся из школы. Сперва собрал с балкона высохшее белье, аккуратно сложил его, затем срезал веревку, смастерил удавку. Губной помадой на зеркале написал: «Прости, я не хотел». Мальчику, звали его Ленар, было одиннадцать лет.

Его отец отвечал на вопросы ментов, беседовал с органами опеки, которые чуть было не отняли дочь, ибо ей шестнадцать… Мертвого сына свезли в родную деревню отца и похоронили рядом с бабкой и дедом.

Ночами мать бродила по квартире. Ползала, замерзала на полу, засыпала где попало. Утром муж находил ее и относил в кровать. Прежде чем уйти в школу, дочь пыталась покормить родителей. Но они не ели. Отец пил воду из крана, одевался и шел на улицу. Ляйсан уходила в школу, затем на занятия в художественный лицей и домой возвращалась только вечером.

Однажды она не увидела во дворе отца. Обошла дом, спросила у женщин, которые охраняли белье, они ответили, что сегодня он не выходил. Ляйсан расплакалась, думая, что обнаружит мертвых родителей, но все же поднялась в квартиру без посторонних.

В квартире было темно и слышалось шипение змеи. Ляйсан поняла: это рвется из матери ее голос – настолько она высохла. Хрипы резкие, жадные до жизни, казалось, женщина задыхается. Первым порывом дочери было тут же броситься матери на помощь… Но Ляйсан вдруг резко застыла на месте и через мгновение тихо села на пол в прихожей.

Долго хрипела, шипела мать. Вскоре стихла. Умерла ли она? Или все еще тихо дышит? Как сказать отцу, когда вернется? И вернется ли? Где бродит? Почему его сегодня не видели? Странное облегчение испытала Ляйсан от мысли, что потеряла обоих родителей, ибо с момента смерти брата они истерзали ее своим безумием. Решила: не притронется к матери, пока не вернется отец. Спустя какое-то время Ляйсан задремала.

Но вдруг она вздрогнула, и маленькое сердечко ее забилось – в глубине квартиры громко кашлянул отец. Он не мог пройти через Ляйсан, ведь она сидела возле входной двери, подпирая ее спиной. Выходит, отец все время был дома, вместе с матерью. Он кашлянул еще раз, и в следующую секунду они с женой зарыдали оба. Супруги орали, ревели, выли в темноте. Ляйсан хотела было броситься к ним, чтобы успокоить, но в их квартире так давно не звучали ее родители, что она зажала себе руками рот и будто бы впечатала себя в дверь. У матери возникли силы на грудные рыдания, у отца тоже. Их голоса слились в один, и в этом супружеском хоре через ужас и горе прорывалось уже нечто иное, похожее на песню, на жизнь и счастье.

Как только Ляйсан поняла эту песню, вскочила и выбежала вон. На лестнице она чуть не налетела на мужчину с девятого этажа, дядю Петю, – он спускался с дочерью, она у него боялась лифта.

– Простите… – пробубнила Ляйсан и пулей вылетела во двор.

Отец с дочерью вышли на улицу. В столь поздний час лавки были пусты, сплетницы, собрав свое белье, уже разошлись по квартирам. Ляйсан убежала во тьму, не разбирая дороги. Вдали послышался собачий лай – дед-вонючка спустил на ночь дворняг.

– Барсик! Барсик! – заблеяла девочка, ей было одиннадцать лет.

Ее отец шел рядом, но коснуться своей дочери не решался. Недели три назад Галя сварила бульон из куска мяса, который отец приготовил для копчения. Девочка накормила им собак деда-вонючки. Когда отец обнаружил пропажу, сильно отругал дочь, схватив за руку, выволок ее с кухни. Открыв дверь комнаты, швырнул дочь туда. Закрывая дверь, прищемил палец и сильно выматерился.

Галя долго лежала на полу, не двигаясь. Пару раз отец заглядывал в комнату. Когда он вошел в третий раз, дочь все еще лежала в прежней позе, спиной к двери. Петр Сергеевич подошел и слегка пошевелил Галю, почему-то ногой. Галя шумно содрогнулась, и глаза ее широко распахнулись. Девочке показалось, что отец пнул ее и пнул бы сильнее, но в последний момент сдержался. «Еще раз так сделаешь, прибью тебя к чертовой матери», – прорычал он.

За филе молочного поросенка он выложил кучу денег и планировал закоптить мясо на свой день рождения и подать к столу вместо колбасы. Когда отец вышел, Галя взобралась на подоконник, надавила одной рукой на раму, а второй принялась теребить пипочку шпингалета. Он почти бесшумно дернулся вверх, девочка тихо распахнула окно и осторожно села, свесив ноги. Теплый сентябрьский ветерок тут же принялся ласкать ее босые ножки.

Видимо, что-то почувствовав, Петр Сергеевич ворвался в комнату. Его дочь оттолкнулась было руками, но мужчина кинулся к подоконнику и чудом успел поймать своего ребенка…

С того дня отец провожал Галю в школу, встречал из школы, везде за нею ходил. Вот и теперь они вместе вышли искать кота. Девочка боялась, что собаки его разорвут или уже разорвали.

Петр Сергеевич видел, что Ляйсан, их соседка, выбежала расстроенная в осеннюю ночь, но не стал окликать ее. Он вообще опасался делать резкие движения и издавать громкие звуки. Его дочь после того мяса мало говорила, а если говорила, то очень тихо, шептала только. И из-за этого приносила плохие оценки, но отец не ругал ее и жене своей не позволял.

– Барсик! Барсик!..

Отец и дочь бродили по двору и звали. Постояли возле балкона бабы Дуни, надеясь, что Барсик приблудился к кошачьей кормушке, но и там его не было. Над балконом бабы Дуни появилась светящаяся оранжевая точка и плавно задвигалась в темноте. Запахло куревом.

– Ляйсан!!! – прорычал мужик на весь двор. – Мою дочь не видели?

– Она ушла, – ответила девочка с девятого этажа.

– Куда?!

– Куда-то туда, – показала рукой во тьму.

– Через дорогу, на ту сторону, что ли, пошла?

Галя пожала плечами и вновь побрела по двору.

– Барсик! Барсик!

– Ляйсан!!! – могучий, так долго томившейся в животе голос, наконец выбросился в воздух. – Ляйсан!!! Где ты?! – Мужчина закашлялся, затем смачно харкнул.

У Петра Сергеевича сжалось сердце от жалости к соседу. Ему тоже хотелось сына, но жена ему не рожала, была только дочь, которая из-за его грубости чуть не сиганула в