Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

– А гость-то наш уже уехал, что ли? Вера, если не трудно, сходите узнайте. Поговорить с ним хочу.

У Веры были свои планы на меня:

– Милый, выручи, а? Ты уж прости за вчерашнее, не обижайся. Вчера бабы Зины день рождения отмечали… Недоглядела я за пташкой. Ксюша приедет – ругаться будет… Помнишь, он такой маленький был, зеленый такой весь… Я тебе потом деньги отдам.

Вечером в клетке был новый Кеша. Я купил бабе Зине комплект постельного белья и новую ночнушку.

– Вот, Зинаида Яковлевна, с днем рождения!

– И вам крепкого здоровья и долгих лет жизни! Вера, смотрите, что мне подарили!

– Давайте постелю вам, на новом будете спать. Может, сны какие хорошие увидите. – Вера застилает бабе Зине постель. – У меня, между прочим, тоже для вас подарок есть. На той неделе еще купила, только отдать забыла. – Вера достает новые тапочки. – А я еще и торт покупала. Будем, что ли, чай пить?

Сообразили стол, и вскоре вокруг него сидели баба Зина, Вера Васильевна, соседи и их дети. Пока я ездил за попугаем, квартира преобразилась, почистилась. Стоял мягкий запах летнего вечера. Со стола то и дело перепадали собаке кожурки от колбасы, косточки. Между прутьями прикрепили кусок сыра для нового Кеши. Вера тихонько доставала из межгрудья свой маленький бутыль и отпивала из него.

Когда все пошли курить, Зинаида Яковлевна задержала меня, прикрыла дверь, достала из-за пазухи лист бумаги. Я развернул. Это было написанное от руки завещание. Баба Зина завещала свою комнату мне.

– Сходи к нотариусу, пусть заверит. Или когда Вера уедет, сюда пригласим. Или скажи, что хочешь меня в театр свозить, а сами поедем. Только прямо к подъезду пусть приедут, а то ведь я по улице не дойду.

Гуляли до поздней ночи. Я пил и не пьянел, курил и не накуривался. Вера Васильевна попросила сходить за сигаретами и купить пива наутро. Я отправился в круглосуточный магазин. Пока шел по Покровке, мимо в сторону Садового кольца проехал троллейбус. Прямо у моих ног прошмыгнула крыса. На остановке молодая пара выясняла отношения, а чуть подальше кто-то блевал. Чудная была летняя ночь!

Окна как всегда открыты. Скорее всего, на новом постельном белье Зинаида Яковлевна снова будет заниматься любовью. Надеюсь, новая ночнушка понравится ее очередному любовнику… В ту ночь у меня перебывало столько человек, сколько не было у бабы Зины за всю жизнь! В мое окно верхом на живом огурце влетела Вера Васильевна, соблазняла меня, и, кажется, я ей поддался. В это время огурец сгрыз мои кеды… Муж Веры уговаривал меня выпить с ним, Ксюша тоже была вроде, и вроде она не совсем дружелюбно была настроена… И еще много, много людей…

Рано утром, совершенно изможденный, я пошел в туалет. Листок, лежащий в кармане шорт, жег правую ногу. На кухне лилась вода, и я понял, что очень хочу пить. Около газовой плиты стоял снежный человек с грустным лицом. За спиной у него торчали локти Веры – она делала мужу укол. Потом Коля закурил, массируя свободной рукой ягодицу. Вера принялась мыть посуду.

– Открывай пиво, не стесняйся! – бодро сказала Вера Васильевна.

– Не, я просто воды хочу.

Зажмурившись, прямо из крана я пил воду, пил долго, я уже давно напился, но все равно пил. Открыл глаза и увидел грязную тарелку. Пена на ней образовывала много мелких разноцветных шариков.

Я вытер рукой рот, отошел к окошку и тоже закурил. Вера с мужем говорили о даче, что надо бы съездить полить помидоры, огурцы и собрать смородину.

– Ты в этом году смородину через мясорубку сделай, – сказал Вере муж. – Баба Зина твою пятиминутку не слишком жаловала. Ох, болит, зараза, надо сетку из йода сделать.

Я посмотрел на них. На секунду мне показалось, что я их сын, а баба Зина моя прабабка.

2007

Второй, девятый этажи

1

Девятиэтажный из красного и белого кирпича дом. На двери единственного подъезда белой краской написано неприличное слово. Возле мусорных контейнеров – собачьи жестяные миски. Бывало, сильный ветер гонял их по двору, они звонко лязгали, вертясь на асфальте. Старик со второго этажа подбирал миски, чтобы налить псам похлебки.

От старика пахло псиной. Его свитер с оленями выцвел, лоснился от грязи и был такой растянутый, что фалдами ходил на его пузе. Собаки старика любили, жильцы дома – сторонились, дети прозвали дедом-вонючкой.

Он приучил собак не гавкать на бабулек, чтобы те не вызывали службу по отстрелу животных. Опасаясь потерять своих питомцев, дед-вонючка порой запирал их в квартире днем. Бывалые псы лежали тихо, но длинноногий молодняк звонко лаял в окно и рвался навстречу смерти. Один нетерпеливый пес однажды сиганул с балкона и с тех пор хромал.

Время от времени службу по отстрелу все же вызывали, некоторых дворняг убивали, но вскоре рождались новые – на потеху ребятне и на радость деду-вонючке. Когда у кутят открывались глаза, старик выносил их во двор. Мальчики, девочки сбегались и тискали щенков. Дед-вонючка беззубо и скрипуче смеялся потешным щенкам, а сердце его тихо пело от близости детей. Своих у него не было, почему – никто не знал. Квартира деда-вонючки была угловая; если смотреть на неприличное слово на двери подъезда, справа.

На другом конце дома (слева, если смотреть на дверь) на первом этаже коротала век баба Дуня. Пухлые щеки, короткие пальцы, маленькие глаза. И летом, и зимой носила она темно-синий шерстяной платок и часто глядела с балкона на улицу. Она привыкла к своему деревянному бараку, который много лет как снесли, и ей не нравилась ее нынешняя квартира в кирпичном доме. К ней на балкон прыгали коты, она их подкармливала. Кормушка для птиц висела возле термометра. Порой коты забавы ради ловили птиц, но не ели их. Баба Дуня котов бранила, гнала, заворачивала птицу в тряпицу и выходила хоронить. Домохозяйки первых-вторых этажей сушили белье на уличных веревках, несмотря на наличие собственных больших балконов. Белье – лишь повод посидеть на лавке. Охраняя его, точить лясы. Иногда женщины звали к себе бабу Дуню, но она к ним не шла.

А вдоль дома от балкона деда-вонючки до балкона бабы Дуни, от балкона бабы Дуни до балкона деда-вонючки бродил высокий человек. Бродил с раннего утра без еды-воды вдоль дома, не вокруг него, а туда-сюда. Не быстро, не медленно. А вечером, как стемнеет, девушка с темными волнистыми