Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

Чуть позже во двор вышел Бахрам, дед-вонючка принялся ходить за ним со слезами, жалуясь и негодуя. У деда так болело сердце, что не хватило ума понять, что он не кому-нибудь, а сироте-отцу плачется об убиенных собаках.

Деду-вонючке сочувствовал весь двор. Мужики разбили поляну на старых автомобильных покрышках, дали деду выпить. Он пил и плакал. Дети, которые один за другим вернулись из школы, побросали рюкзаки и, обнимая уцелевших собак, принялись возмущаться поступком матери Галины. А когда пришла сама Галина, ребята посмотрели так, что она поняла: у нее больше нет друзей. Последнее, что Галя услышала, заходя в подъезд: «Ау Пальмы, наверное, кутята еще жили какое-то время в животе, не сразу, наверное, умерли». – «Может, до сих пор еще живы, всего-то полдня прошло». – «Была бы она тут, мертвая, мы бы их достали и вырастили». – «А еще из собак мыло делают!»

С Ольгой не здоровались даже бабки, которые и сами нет-нет да вызывали службу по отстрелу. Но в этот раз все произошло как-то уж очень быстро и крайне жестоко.

– А они бы и без меня приехали! Не я, так кто-то другой бы вызвал, потому что это невозможно! Это опасно! Бабки вызывают тоже, однако их никто не ненавидит. Через неделю все всё забудут.

– Галя теперь одна, – сказал Петр Сергеевич.

– Ну и что? Мы ведь переезжаем! На новом месте будут новые друзья.

– Думаешь, так просто найти подходящее жилье? На год может растянуться!

– Год быстро пролетит.

– Для тебя. Но не для нее.

Женщина встала и принялась ходить ко комнате, бормоча: «Забудут, через неделю забудут, все наладится».

– Бабки сперва ворчат на собак дня три, деда ругают и только потом вызывают. Дед успевает попрятать самых любимых. А тут ты – разом, резко. Еще и беременную пристрелили.

– Что же тогда случилось с нашим котом? Под машину, что ли, попал?

– Его задушил Бахрам со второго этажа.

Мать Гали упорно звонила в квартиру, где жила Ляйсан. Через некоторое время ей открыли. Перед ней стояла худая обнаженная женщина с растрепанными волосами. В первое мгновение Ольга хотела убежать, но вдруг решительно вошла в квартиру.

– Эй! Есть кто дома?

В дверях ванной комнаты появилась Ляйсан, увидев, что мать без одежды, тут же набросила на нее отцовский банный халат.

– Простите, она не понимает, – туго перевязала поясом.

Дочь увела мать в кухню, усадила там на диван. Ольга стояла, растерянно озираясь.

– Что вы хотели? – спросила Ляйсан.

– Отец дома?

– Еще нет.

– Придет скоро?

– Не знаю.

Мать Гали села рядом с матерью Ляйсан.

– Я его подожду.

Ляйсан их оставила. Через некоторое время Ольга встала и принялась прибираться в кухне. Вымыла посуду. Обнаружила, что им нечего есть.

– Тебя ведь Софья зовут? Картошка у вас где?

Софья, эта заживо высохшая несчастная женщина, во все глаза глядела на соседку и, казалось, не понимала вопроса.

– Нету картошки? А крупы есть? Макароны?

Ольга полезла в холодильник, открыла морозилку, с трудом отодрала ото льда мосол. Поставила кипятить воду на бульон и присела на корточки возле Софьи.

– Где твой муж?! Ты знаешь, что он сделал?!

Ольге захотелось бежать отсюда со всех ног, на свой девятый этаж, прочь от этого чудовищного, безвыходного горя. Но она все же доварила бульон, нашла рис. Морковь накрошила в суп, лук.

– Твой муж сегодня придет? Он здесь живет?

Софья едва заметно кивнула. Ольга налила бульон в тарелку и села кормить соседку. Как ни странно, та послушно ела.

– Ты знаешь, что он сделал? – со слезами на глазах проговорила мать Галины. – Знаешь, что сделал твой муж?

Она дула на ложку и подносила ее к губам несчастной женщины. Так и докормила. А когда поставила на стол пустую тарелку, крепко обняла Софью и зарыдала ей в шею. Почуяла запах своей бабки и силой втянула его в себя. Еще раз… Бабка ходила в баню раз в неделю, ее тяжелые маслянистые волосы пахли чуть салом, чуть кожей, чуть луком с молоком. Так же пахло и от матери Ляйсан, и этот запах немного успокоил Ольгу. Она повела соседку в ванную, набрала воды, усадила ее туда и принялась взбивать пену на ее голове. Взобьет – смоет, взбивает вновь. До скрипа мыла. Вычистила уши, постригла ногти. Хотела снять цепочку с крестиком, чтоб хорошенько потереть тело, но Софья вцепилась в крестик, не дала снять.

– Над ним издеваются черти! – сказала она. – Буду умолять Бога, весь грех на себя возьму. Я нарочно не ем, хотя мне хочется! От тебя было так вкусно! Но я больше не буду. Сын простит, что я поела разочек…

Ольга попыталась успокоить Софью, но та слов не слышала, все говорила, говорила про ад, про бога, про чертей. И тут вернулся ее муж. Он нисколько не удивился наличию постороннего человека в их ванной. Ополоснул руки, вывел свою жену. Ольга прошла было за ними в кухню, чтобы поговорить с Бахрамом уже не столько про кота, а о психическом состоянии его жены и дочери… Но то, что она увидела, заставило ее застыть от ужаса и негодования: мужчина привычным жестом развернул к себе жену, задрал на ней халат и принялся насиловать. Софья продолжила беседовать с Ольгой:

– Он затеял нового сына. Но во мне так мало соков, крови, здоровья. Я больше не могу давать жизнь, – ее голос дребезжал от ритмичных толчков мужа.

Ольга в ужасе выбежала из их квартиры.

Двор был пуст. Хш-ш-ш, хш-ш-ш, возле балкона бабы Дуни дворничиха мела листья. Мать Галины зябко поежилась и пошла чуть вперед по тропке. Утренний воздух хотелось вдыхать, он был свеж и прохладен и будто бы освобождал голову от дурных мыслей. Она отдалялась от дома, в котором получила квартиру девять лет назад. Не верилось, что придется уехать из удобного места. Женщина дошла до дороги, развернулась, чтоб идти назад, и увидела окно своей квартиры на последнем этаже. Две босые ножки в окне, держащиеся за раму руки, распятые словно…

Несколько мгновений мать глядела на свою дочь. Тело Ольги, все ее вены и протоки наполнились кипятком, который тут же выбросился в окружающую среду. Дрогнули не только деревья, растущие рядом с нею – покачнулась вся Вселенная. Тело обмякло, но женщина продолжала крепко стоять на ногах. Она ясно увидела, что ее муж в столь ранний час – спит, что телефона у нее с