Монгольский след - Кристиан Гарсен

— Ты из Китая, так ведь?

— Да, из Пекина. А ты? Россиянка?

— Верно, из Иркутска. Бывал там?

— Нет, — смущенно улыбнулся Ванлинь. — Я мало путешествовал.

— Это за озером. Там неплохо, мне нравится.

Она слегка нахмурилась и продолжила:

— Вообще-то, я там родилась, поэтому… Скажем, все мои друзья сейчас там. Озеро на том берегу совсем другое. Не такое дикое. Ты по-русски говоришь?

— Нет. А ты по-китайски?

— Нет, что ты, — улыбнулась она, — даже не пыталась: это слишком трудно… Значит, будем болтать на английском. Хочешь заглянуть в домик на озере?

Ванлинь растерялся.

— Не знаю, может быть… А он что, твой?

Ирина рассмеялась и потрясла головой:

— Вовсе и не мой он. Там никто не живет уже много лет. Можем зайти внутрь, если тебе интересно. Ну давай же, идем: ведь когда я подошла сюда, ты явно присматривался к нему.

Она взяла Ванлиня за руку и потащила за собой.

2. Домик на воде

— Тебе лет-то сколько? — спросил он в спину Ирину, ступившую на трухлявые доски, закачавшиеся у нее под ногами.

— Пятнадцать, почти шестнадцать. А тебе? Двадцать два?

— Ну… Примерно, да. Как ты узнала?

— Интуиция, — бросила Ирина, не оборачиваясь. — Уж мы, женщины, все такие.

Она решительно зашагала вперед по хрупким доскам, раскинув руки в стороны для поддержания равновесия. Следом за ней осторожными короткими шажками, словно по ледяной корке на снегу, двинулся и Чэнь-Костлявый.

— Не бойся, это как на велике, — крикнула Ирина, не оборачиваясь. — Нужно просто кинуться вперед, а если не будешь двигаться, то уж точно свалишься.

Дойдя до конца мостика, она легонько толкнула дверь избушки и исчезла внутри. Ванлинь же продолжал ступать неторопливо, стараясь при этом, с одной стороны, сохранить шаткое равновесие, хотя он шел теперь по дощечкам один, а с другой — разглядеть дно под водой: оно лежало уже в нескольких метрах от его ступней, но благодаря поразительной прозрачности озера просматривалось так, как если бы глубина не превышала нескольких сантиметров. Потом всё же приноровился к шаткому равновесию и постарался преодолеть последние метры пути «с мужественным спокойствием, — вообразил себе, — Ричарда Уидмарка[77], направлявшегося к почти такой же хижине в „Портфеле с дурью“ Сэмюеля Фуллера». Наконец, он добрался до двери, которую Ирина оставила нараспашку. Сама она уже сидела в кресле из поленьев, подложив под себя подушку с вышитыми цветами.

— Добро пожаловать, — сказала она с улыбкой. — Ты можешь приходить сюда в любое время, чтобы посидеть, поесть, поспать, можешь даже оставаться здесь несколько дней. Не нужно только запирать дверь: этот домик принадлежит всем. Впрочем, ключа все равно нет.

Ванлинь окинул помещение беглым взглядом. В избушке была всего одна довольно тесная комната, имелись столик, украшенный вышитой салфеткой, кровать, три стула и небольшой шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись полки с книгами, тарелками и стаканами. Два маленьких окошка выходили на озеро: одно на запад, другое на север. Благодаря им на потолке изысканно танцевали тонкие отблески водной ряби. Стены источали густой запах лиственницы. Стояла плотная тишина, едва нарушаемая плеском волн под дощатым полом.

— А здесь совсем не дурно, — произнес Ванлинь, не знавший, что сказать.

— Пожалуй, — согласилась Ирина. — Во всяком случае, никто не потревожит. Это место, знаешь ли, особенное. Большинство людей его даже не видят.

— Как это — «не видят»? — удивился Чэнь-Костлявый.

Ирина немного поколебалась.

— Ладно, скажу так: существуют люди, которые прогуливаются по берегу, вот как ты недавно, и не замечают ни избушки, ни мостика. Это в наших местах довольно известный феномен. Как если бы избушка позволяла увидеть себя только избранным. Странно это, правда?

Она, подложив ноги под себя, покачивалась в кресле, не спуская с Ванлиня своих больших глаз — серьезных и грустных.

— Конечно, это просто потому, что они сами не обращают внимания, — поспешила добавить она. — В общем, можно предположить, что… Но как бы там ни было, ты-то увидел ее.

Она широко улыбнулась.

— Имелась всё же некоторая вероятность, что пройду мимо.

Ванлинь тоже улыбнулся.

— Тем не менее этот домик — ты сказала — принадлежит всем, так ведь?

— Да: всем тем, кто его видит.

Он приблизился к окошку, которое выходило на запад — всё видимое пространство затопила почти однородная синева, было очень трудно даже различить, где заканчивается вода и начинается небо. Лишь несколько чаек, плававших вдалеке на поверхности озера, позволяли предположить, где же всё-таки проходит линия горизонта.

— Тебе известно, что одно из озер в России однажды исчезло? — спросила Ирина после долгого молчания.

Она поднялась и подошла к окошку, не глядя на Ванлиня, впившись глазами в прозрачно-голубую бесконечность смешавшихся Байкала и неба.

— Да, я, кажется, читал о чем-то таком. Если не ошибаюсь, это было малюсенькое озерцо недалеко от Москвы.

— В четырехстах километрах от Москвы, — уточнила Ирина. — Поверхность в сто на шестьдесят метров, и оно там было с незапамятных времен. А исчезло за одну ночь — со всей своей рыбой. Осталась только впадина с глинистым дном.

Ванлинь изобразил потрясенную гримасу.

— И… нашли какое-нибудь объяснение?

— Рельеф там скалистый — так что, похоже, вода размыла слой известняка под озером, — пояснила Ирина. — И в один прекрасный день все озеро вытекло в карстовые расщелины. Некоторые утверждают, что потом им попадалась в речке по-соседству, в нескольких километрах оттуда, рыба, которая там раньше не встречалась, но водилась в озере.

Они помолчали.

— А представь, если Байкал исчезнет таким же образом! — продолжила Ирина, живо повернувшись к Ванлиню, словно вдохновленная внезапным озарением. — Думаешь, такое возможно?

— Полагаю, что нет, — ответил Чэнь-Костлявый, не отрывая глаз от голубого простора. — Если воды в нем больше, чем во всех вместе взятых озерах Америки — думаю, не найдется такой подземной пещеры, чтобы всю ее поглотить.

— И всё-таки, — тихо сказала Ирина. — Если бы оно, например, испарилось, открылся бы разлом, при виде которого захватило бы дух. Полтора километра в глубину — представляешь? У меня б голова закружилась..

Несколько мгновений она продолжала грезить. Ванлинь медленно повернул голову к слегка расстроенному в этот момент лицу Ирины, лицу одновременно ребячливому и посуровевшему, заострившемуся, отстраненному.

— Как тебе Генри Джеймс? — спросила она вдруг, отодвинувшись от окошка.

— Генри Джеймс? — переспросил Ванлинь.

— Я видела, что ты читал его книгу в автобусе. Я-то пробовала читать пару его романов, показался скучным. А тебе?

— Немного тоже. Поначалу, во всяком случае. Но думаю, нужно просто обождать. Потерпеть некоторое время, пока не привыкнешь к темпу повествования, понимаешь?

— Понимаю, — сказала Ирина, кивая с важным видом. — Но всё же предпочитаю английских авторов.