Секреты цветов - Салли Пейдж

Лес ездил вместе с отцом, перетаскивал растения и помогал держать в порядке экспозиции, – говорит Бетти и добавляет: – Но самое смешное, моя дорогая, что Лес не выносит запаха душистого горошка. Не разрешает держать его в доме. Говорит, душистый горошек напоминает ему об отце. Наводит грусть.

И вот опять – запах. Эмма думает об ароматах, витающих в цветочных магазинах, о запахе лилий, которые ее мать прислала на похороны Уилла, а также о том, что запах сожженных листьев и жасмина всегда оживляет воспоминания об отце. Ну а нотки сандала всегда были связаны с Уиллом. И тут ей в голову приходит одна интересная мысль.

– Я читала, один из пассажиров «Титаника» сказал, будто из-за аромата цветов он ощущал себя на борту лайнера почти как на Ривьере.

Бетти поднимает на Эмму глаза:

– Боже мой! Могу себе представить, как это было чудесно. – Она делает паузу. – И впрямь очень интересно. Я о твоем исследовании. Похоже, ты наткнулась на нечто особенное.

– Я пока сама толком не понимаю, что делаю, – пожимает плечами Эмма. – И даже еще не решила, под каким углом буду рассматривать события, если действительно возьмусь за написание книги. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о цветах. Они словно вдыхают в «Титаник» жизнь.

Эмма вспоминает слова Гая о том, что цветы изменили его представления о судне. Быть может, здесь будет уместным название доклада Леса: «Секреты „Титаника“»? Ведь как-никак сказочное благоухание и ощущение судна, полного цветов, были знакомы лишь тем, кто находился на борту.

Бетти нарушает ход ее мыслей:

– Эмма, дорогая, ну вот, ты опять молчишь.

Эмма смотрит на Бетти. Мысли о Гае возвращают ее к семье, к матери.

– Бетти, как думаешь, мы вправе сами выбирать, какими нам быть? – явно озадачив Бетти, интересуется Эмма. – Что-то в этом роде мне сказала Клем.

– Ну… мечтать не вредно, и я никогда не буду блондинкой с ногами от ушей. – Она задумчиво вертит в руках бокал с вином. – Но я могу решить для себя, что никогда не стану чванливой мадам, которая смотрит на свою семью сверху вниз.

Эмма не уточняет: «Вроде твоей сестры?»

– Значит, ты считаешь, мы способны выбирать? – спрашивает она.

– Ах, моя дорогая, полагаю, большинство из нас способны выбирать. Возможно, не всегда. Возможно, за исключением бедных детей и прочих, которым приходится настолько несладко, что они даже не подозревают о наличии выбора. Но вот что касается остальных… Лес всегда говорит: «Бетти, относись к другим так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе, и ты не ошибешься».

И уже в который раз Эмма замечает, что Лес – очень мудрый человек. И ее безмерно огорчает, что им с Бетти приходится волноваться за судьбу садового центра.

– Послушай, если подумать о вашем бизнесе, скоро Рождество, так почему бы нам не начать делать венки на двери и рождественские композиции? Ведь наверняка Рождество – это разгар сезона продаж? – Эмма собирается сделать упор скорее на рождественский декор, чем на Грот Санты.

– Что ж, может быть. Да, да. Не сомневаюсь, что все наладится.

Бетти определенно не хочет говорить о садовом центре, поэтому Эмма оставляет данную тему – по крайней мере на время. И рассказывает о выводах, к которым пришла Клем насчет флориста на борту судна.

– Теперь понимаю, – с интересом откликается Бетти. – Флорист, совмещающий работу с цветами и другие обязанности на борту судна. Надо же, как увлекательно! Дорогая, я рада, что Клем сумела тебе помочь.

– Ой, да еще как! – отвечает Эмма, про себя добавив: «И не только в этом, но и в другом». — Она реально дала мне массу тем для размышлений.

Бетти больше ни о чем не спрашивает, но смотрит на Эмму с пониманием.

Еда в ресторане отменная, и Бетти решает напоследок заказать кофе.

– Обычно я так поздно не пью кофе, но все было так вкусно, да и вообще я сейчас на каникулах. Ты ведь знаешь, я уже давным-давно никуда не ездила, учитывая мамину болезнь и прочее. А сейчас прямо-таки именины сердца!

Они допивают кофе, и Эмма настаивает на том, чтобы проводить Бетти до дома Клем. По дороге они строят предположения по поводу того, что могло приключиться с Тамасом, и сходятся на том, что у них обеих душа не на месте, после чего разговор снова переходит на Уилла.

– А ты подозревала, что у него с кем-то роман? – спрашивает Бетти.

Эмма давно знает ответ на этот вопрос.

– Нет.

– Но тебе хотя бы понятно, почему так случилось?

В свое время Эмма пыталась найти ответ на этот вопрос, причем так старательно, что уже разобрала все нюансы вдоль и поперек, отчаянно пытаясь найти причину и последовательно возлагая вину на Уилла, на юристку и на себя.

– Не знаю… Быть может, я была слишком увлечена работой или все дело в том, что у нас не могло быть детей, но, положа руку на сердце, я сомневаюсь, что причина именно в этом. Мне кажется, и это чисто интуитивное ощущение, что, когда Уиллу стукнуло сорок, у него случилось нечто вроде кризиса среднего возраста. Ведь он был очень активным. Я хочу сказать, что он продолжал бегать и все такое, но, полагаю, он переживал из-за того, что становится старше. Я знаю, из моих уст это звучит нелепо, но Уилл был не из тех мужчин, кто позволяет себе интрижки на стороне.

За разговорами они незаметно подошли к двери квартиры Клем, и Эмма, пожелав Бетти спокойной ночи, идет обратно, размышляя о подруге и ее муже.

И, хоть умри, она по-прежнему не может поверить, что Лес в свое время был панком.

Глава 42

Вайолет

Плюмерия

Время течет непредсказуемо, почти как погода. Иногда оно мчится, подобно северо-восточному ветру, – внезапная суматоха ранним утром является прелюдией к полным беготни напряженным дням. А в другие дни часы тянутся, словно безветренный серый день. Спешки уже нет, но требованиям пассажиров нет ни конца ни края, подобно безбрежному небу над головой. Но потом наступает короткий сказочный период идеальной погоды, и вялые, расслабленные дни готовы принять вас, точно теплая ванна. Вайолет помнит, как ее первый лайнер прибыл в Вест-Индию и Большой Барбадосец взял ее с собой, чтобы познакомить с семьей. Они сидели за длинным столом на берегу, в воздухе стоял густой сладкий аромат. По словам матери Барбадосца, это пахло цветками плюмерии. Они ели блюда, которые Вайолет даже и не снились, и пили пьянящий карамельный пунш,