Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

Я печатаю текст и сообщаю, что происходит:

«Она говорит, что вчера была у врача, четыре недели беременности и чувствует себя прекрасно. Он рад, взволнован, озабочен.

– Но Джон не знает? – запинаясь, спрашивает жених.

– Забудь про Джона. Конечно не знает! Мы с ним ужасно поссорились, я сказала, что выхожу за тебя. Он в ярости и, чтобы не быть на нашем венчании, улетел в Австралию.

– Бедняга, – говорит жених, – мы использовали его. Он славный парень.

– Забудь про Джона, – отвечает Кэтрин. – Наплевать на Джона. Мы выбрали его, потому что он похож на тебя. Это будет наш ребенок. Единственный, но невероятно любимый. Твоя случайная детская болезнь не помешает тебе быть отцом, а нам троим быть чудесной нормальной семьей».

Ну вот, теперь они целуются! А закончим католическим венчанием: «…любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас, и да поможет нам Бог».

Я распечатал три листка, написал на первом заголовок «Секрет» и два имени – мое и его.

Потеряв всякую сдержанность, Джереми обнял меня и клюнул куда-то в лоб – он выше меня на голову. Схватил листки и бросился из кабинета вон. Я и сам был доволен. Не бог весть какой рассказ, но он видел, как «кое-что» получается «из ничего». Славный мальчик. Что-то в нем есть…

– Покажи бабушке! – крикнул я вслед.

Кэтрин позвонила через час. Я ожидал слов благодарности, но она плакала. Ревела в трубку и не могла выговорить ни слова. Я ужасно испугался. Подумал, что Джереми по дороге домой попал в аварию…

Наконец она смогла что-то пролепетать. Она сказала: «Я прочла. Джон! Так ты все эти годы знал?!»

Школа литературного мастерства

Утро выдалось хлопотное, загруженное кроме обычных дел еще и неприятным зумом с редакцией толстого литературного журнала, где Джон был членом редколлегии. Очень быстро деловой разговор перешел в свару. Эссе, о котором яростно спорили, Джон не читал и читать не собирался, но и отключиться было бы совершенно неприлично. Поэтому он открыл еще одно окошечко и правил в нем верстку нового романа, вздрагивая иногда от самых отчаянных выкриков и вставляя время от времени свое умиротворяющее бурчание. Под чужой, не задевающий тебя скандал думается не так уж плохо, поэтому Джон ясно понял, что во второй главе придется изменить сцену примирения. Она была неудачна и неестественна. Ее надо вообще переписать. Тогда и в четвертой главе будут изменения, и совершенно невозможно уместить новые события в то же количество страниц. А значит, большая часть макета пойдет коту под хвост. То есть по-честному надо сегодня же позвонить редактору или даже не позвонить, а самому съездить в издательство и сообщить, что в сроки уложиться не удастся. Редактор будет в отчаянье – у них какие-то проблемы с типографией, им эта задержка очень некстати. В любом случае поехать не получится, потому что в двенадцать очередь к стоматологу, а в четыре лекция по истории американской литературы в Лейпцигском университете, и он к этой лекции не готов. Надо бы набросать план – еще хотя бы минут двадцать…

Поэтому, закончив заседание редколлегии, Джон позвонил Кэтрин и попросил телефон Джереми. Оказалось, что мальчишка у бабки, и Кэтрин передала трубку ему.

– Послушай, Джереми, – сказал Джон. – У меня как раз высвободился часок. Приезжай сейчас, поработаем над каким-нибудь твоим новым рассказом. Хочешь?

Он почти увидел, как раскраснелось лицо парня.

– Спасибо, сэр! Я буду у вас через двадцать минут – я на велосипеде.

В трубке слышно было, что Кэтрин говорила: «Что ты вскочил? Доедай, он подождет» – а Джереми отвечал ей: «Кто подождет? Джон Кингсли? Баб, ты понимаешь о ком говоришь?!» Джон понял, что подслушивает, и отключил телефон.

Раздумывая о том, что рассказать Джереми сегодня, а что отложить на другие встречи, он прошел на кухню, плеснул полстакана морковного сока из кувшина, закрыл холодильник и ткнул в кнопку на часах.

– Офис профессора Кингсли, – ответила на вызов секретарша, – я слушаю.

– Грета, будь добра, – попросил Джон, – свяжись со стоматологом, перенеси мой сегодняшний визит – я занят.

– Чем это ты занят, – удивилась Грета, – у тебя до двенадцати ничего нет.

– Мне нужно закончить правку, все сроки прошли.

– Поработаешь вечером подольше, – отрезала Грета. – Зубы важнее.

– У меня встреча, – пробормотал, смущаясь, Джон. – Сейчас придет студент.

– Давай его телефон, – деловито ответила Грета. – Вот студента мы и перенесем. На второй понедельник апреля. У тебя как раз кончается семинар.

– Грета, – закипая, сказал Джон, – ты моя секретарша. Будь любезна, делай то, что я прошу.

– Я секретарша? – сказала Грета ехидно. – Тогда почему я каждое утро прихожу к тебе домой выжимать морковный сок, меняю тебе постельное белье и выслушиваю твои бесконечные жалобы на здоровье, климат, расписание и человеческую глупость?

– Хорошо, что ты напомнила, – пробормотал Джон. – Я терпеть не могу морковный сок. Предпочитаю колу. А постельное белье запросто может поменять миссис Филдс, когда убирает квартиру. Что же до моих жалоб – ты не обязана их слушать, да, по правде говоря, и не слушаешь никогда.

– Как ты разговариваешь со мной?! – взвизгнула Грета. – Я двенадцать лет с тобой и твоими капризами днем и ночью. У тебя никого нет, кроме меня. Ты хочешь остаться один? Да ты и недели не продержишься! У тебя появилась женщина? Да нет, что за глупости, – перебила она сама себя. – Имей в виду, я не потерплю…

– Грета, я не один, – терпеливо ответил Джон. – Сейчас придет мой внук. У меня есть сын и внуки. Я узнал об этом только на прошлой неделе…

– И ничего мне не сказал? – изумилась Грета. – Как ты мог?

– По правде говоря, – медленно и раздельно сказал Джон, – ты не часто позволяешь мне вставить словцо. Позвони и перенеси стоматолога на второй понедельник апреля. И завтра утром принеси мне колу.

– Я перенесу его на послезавтра, – сквозь слезы проговорила Грета, – на пять часов. Кола вредна. В ней уйма сахара

– Ну, пусть будет диетическая, – вздохнул Джон. – С тобой трудно спорить. Знаешь, я обучал сотни, даже тысячи ребят, таких, как Джереми, но он совершенно особенный. Я сделаю из него настоящего писателя. И вообще… он рыжий – представляешь? Как я в его годы… ну не молчи. Скажи что-нибудь. Хотя бы «спасибо». Я сегодня прибавил тебе зарплату на шестьсот баксов в неделю.

– Ладно, – хихикнула Грета, – хватит и пятисот. Ты понятия не