Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

его ребеночек остался голеньким против всей мощи иракской военной машины. Младенцам по нашим правилам полагается мамад – такой герметический домик, в котором находится колыбелька и воздух в который нагнетает через фильтр мощный насос, питаемый от тяжеленной батареи. Материальное положение семьи Вернардо было хорошим только с точки зрения святого Франциска. Купить мамад они никак не могли.

Немецкое посольство прислало бы им противогаз, но, по понятиям современной Европы, маленькие дети не участвуют в газовых атаках, и такое оборудование у них не производится. Испанское посольство только разводило руками. Началась обширная переписка между Хадассой, которая ходатайствовала за беби своего дежуранта, и министерством обороны, которое намекало, что ему и так довольно хлопот. В конце концов мамад купили за счет объединенных фондов онкологического и гематологического отделений с участием нескольких фармацевтических фирм и самого Вернардо. Слава богу, в тот раз противогазы не понадобились никому.

Вернардо работал, но не делал успехов. Однажды двое специалистов, Марк и Айяла, стали уговаривать его бросить профессию. Они объясняли ему, что он бездарен, что дальнейшие попытки стать онкологом окончательно испортят ему жизнь; что он до сих пор не знает азов специальности; что они говорят все это для его пользы, – и это была правда. А Вернардо отвечал, что будет больше стараться, больше учиться и прочее в том же духе. Ощущение от этой сцены было, как будто два молодых ягуара разбираются с некрупным парнокопытным. Под конец Вернардо, припертый к стенке, сказал, что он попросит у Бога совета и сделает так, как ему будет сказано.

– При чем тут Бог?! – возопил разъяренный Марк (кстати, вполне религиозный еврей).

Но Вернардо на все вопросы искал ответы в Библии, с которой никогда не расставался и которую открывал наугад. Иногда какой-нибудь псалом приводил его в восторг, давая недвусмысленный ответ на странные Вернардовы вопросы.

В конце концов все сроки истекли и Вернардо с женой и двумя маленькими вернардятами отбыли в Барселону. На прощание ему устроили грандиозную вечеринку и подарили на память здоровенную серебряную менору[12], купленную вскладчину.

Дальше началось самое интересное. Он пошел устраиваться на работу, и видный испанский онколог профессор Гарсия неожиданно взял его в прекрасную онкологическую клинику, припомнив, что и ему когда-то дали шанс, и пришло время передать шанс следующему.

Вернардо не разочаровал Гарсию. В атмосфере родного языка к нему вернулась уверенность в себе. Сказались десять лет суровой муштры в Хадассе. Припомнились зазубренные протоколы, десятки часов семинарских занятий, сотни больных, получивших лечение на его глазах. Он оказался одним из успешных врачей, пользовался современными методиками. По затверженной привычке ориентировался на свежую медицинскую литературу.

Они с Марком иногда встречаются на международных онкологических конференциях. И бывают рады друг другу. Вернардо тепло вспоминает свою жизнь в Иерусалиме и шлет нам свои приветы. А в гостиной его дома на отдельном столике стоит полуметровый серебряный семисвечник.

Мужчины

Джон Кингсли

Секрет

Джереми позвонил в дверь точно в пять. Почтительно благодарил за то, что я согласился потратить на него сорок минут, – я и не знал, что согласился именно на это. Признался, что беседа со мной – подарок его бабушки на день рождения. Кэтрин дарит внуку подарки за мой счет. Мило! Да, я сварлив, но бурчание – единственная доступная мне форма противостояния чужой воле. Все решают за меня, буду ли я заседать в комитете по составлению лонг-листа литературной премии, или повезу жену к ее гинекологу, или мне будет позволено пару часов поработать над своей книгой, а может быть, сорок минут моего времени будут подарком моей первой подруги (которая, кстати говоря, отказалась выйти за меня замуж) ее младшему внуку.

Кэтрин до сих пор входит в круг моих ближайших друзей. Я очень люблю ее и готов лично чинить ей неисправный замок или подтекающий кран. И не то чтобы она не могла вызвать столяра и сантехника. Просто таковы правила игры. Она слабая женщина, беспомощная вдова, а я старый друг, знаменитость, которая не чурается отвертки и гаечного ключа. Разумеется, Кэтрин рассказывала мне про Джереми. И посылала его стихи. Я был тронут тем, что грамматических ошибок мало. То ли мальчик хорошо учился, то ли аккуратно использовал возможности текстового редактора. Но вот теперь ему уже семнадцать. Он пишет прозу, намерен сделать писательство своей профессией и пришел просить совета и благословения у самого Магистра. Я приглушаю сияющую приветливостью улыбку и вслушиваюсь в его жалобы. Мальчик говорит, что главное затруднение испытывает, придумывая сюжет, – вот удивил! Будто он один такой!

– Я прочитал все, что вы написали, сэр! Умоляю вас, расскажите, как рождаются ваши темы. Может, мне нужно делать какие-нибудь упражнения для воображения? Или как-то иначе пробуждать фантазию. Может…

Тут я сообразил, что он говорит уже давно, а я молчу. Кажется, дело зашло слишком далеко…

– Нет-нет, Джереми! Остановись! Никакого алкоголя или травки! То есть я тебе не отец и не мое дело, сколько ты будешь пить и что курить. Но не путай это с литературным трудом. Лично я позволяю себе кое-что, а иногда и больше, чем хотелось бы моей жене, но только после. Когда рассказ написан, прочитан и понравился – отчего бы и не выпить за его здоровье и счастливое будущее, а заодно и за себя, талантливого и усердного? А создание сюжета вещь таинственная и непостижимая. В эту тончайшую тайную работу мысли вмешивать грубое воздействие виски или героина, это как, чуть-чуть разбудив долгим трением первую искру, вылить на нее литр бензина. Зальешь, погубишь и вместо веселого огонька получишь вонючую лужу. Клянусь, я не знаю, как возникает сюжет. Я выбираю, про кого писать, даю персонажу легонький толчок, а дальше просто слежу и записываю. Пальцы на клавиатуре решают, куда зайдет дело. Определить мгновение, когда родился сюжет так же трудно, как заметить секунду, в которую ты начал видеть сон… Я чувствую только некую дурноту, легкую предобморочность… нет, этого я объяснить не сумею.

А давай просто напишем рассказ. Что-нибудь приятное… Девушка. Хорошенькая и веселая – почему бы и нет? Как ее зовут?

– Кэтрин, – ответил, смеясь, Джереми.

– Чудесно, – обрадовался я. – И что она делает теперь? Что-нибудь особенное, редкостное… ну?!

– Примеряет свадебное платье, – сказал Джереми.

– Замечательно! В дорогом салоне. Последняя примерка. Волшебное платье. Тут же крутится мать, сестры – все в восторге. Открывается дверь и входит… кто?

– Жених, разумеется.

– Ну, да, конечно, кто же еще! Вообще-то ему нельзя накануне свадьбы. Мать и хозяйка салона