Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

любимую племянницу. Присказки бывшего фээсбэшника всегда были такими же двусмысленными, как и его взгляды на ноги Марты. Мать неловко отодвинулась от своего мужчины на новом диване горчичного цвета, купленного им же, освобождая место для Марты. На низком столе стояла початая бутылка красного вина и недопитые бокалы.

– Ну, рассказывай, как в школе дела? Небось, такую красотку мымры-училки обижают?

Мужчина ласково похлопал Марту по голому колену. Марта оцепенела.

– Так каникулы же.

Ангелина бросила на дочь быстрый, сердитый взгляд. Марте никогда не удавалось взять правильный тон с ухажерами матери: нельзя быть ни слишком приветливой, ни слишком холодной. Но, казалось, найди она точку равновесия, мать все равно возмущенно вскинет свои тонкие изогнутые брови. Оставалось только одно: уехать, исчезнуть из ее жизни насовсем. Марта уже мысленно летела в самолете, высоко среди облаков, оставляя душную квартиру на Шимановского внизу.

– Ой, ну я пойду, еще закусок нарежу на кухне!

Мать картинно всплеснула руками, взбудораженная выпитым вином, и резко подскочила со своего места, так, что диванная подушка спружинила под Мартой и она чуть не завалилась на колени Кожухину. Ухажер матери вальяжно откинулся на спинку дивана, раскинув руки, как будто ожидая, что дочь Ангелины припадет к его плечу. Но Марта сидела с прямой спиной, размышляя о том, насколько прилично сейчас будет ретироваться в свою комнату.

– Может, выпьешь с нами? Ты же уже взрослая, ну, пару глотков?

Кожухин наклонился к столу и протянул Марте бокал Ангелины с отпечатком помады. Марта поморщилась, осторожно сжимая тремя пальцами тонкую ножку бокала и мечтая о своей отдельной, чистой кружке, стоявшей на тумбочке в спальне. Мужчина внимательно следил за движениями Марты, будто оценивая, как она проходит некое испытание.

– Да ты пей-пей, не бойся. Матери ничего не скажем. – Кожухин подмигнул.

Послушаться было проще, чем спорить. Марта зажмурилась и пригубила с чистого края терпкий, вязкий напиток.

– Ну вот! А то вы там, небось, с парнями дрянь всякую из банок пьете по подъездам, а это настоящее французское каберне!

Кожухин рассмеялся и снова похлопал Марту по колену. Где там мать?

– Так есть у тебя мальчик?

Марта нахмурилась и потянулась к столу, чтобы поставить бокал, но Кожухин на весу поднес бутылку и подлил ей еще. Пришлось остаться с вином в руке.

– Э-м, нет. Мальчика нет.

– Вот и правильно! В таком возрасте не о парнях надо думать, а об учебе! – Кожухин одним глотком осушил свой бокал. – Но… Мужчина-то у тебя уже был? – он многозначительно понизил голос.

Марта снова автоматически отхлебнула из бокала и закашлялась. Кожухин стукнул ее по спине и оставил руку между лопаток.

– У тебя усики от вина остались.

Мужчина потянул к лицу Марты волосатые пальцы и пару раз щекотно провел над ее верхней губой. Марта инстинктивно подалась вперед, подумав, что действительно стоит вытереть лицо, пока не вернулась мать.

– Сыр закончился, но я вот колбаски нарезала…

Кожухин резко отстранился от Марты, как будто напоролся на что-то острое. Ангелина, не двигаясь, стояла в проходе, по тарелке в каждой руке. За окном затрепетала молния, на доли секунды заливая гостиную ярким киношным светом. Марта окаменевшей от напряжения рукой поставила бокал на стол, стукнула, чуть не разбила.

Мать сделала вид, что ничего особенного не заметила, и выставила закуски перед замершим Кожухиным. Марта не видела выражения его лица.

– Я пойду, пожалуй, собирать чемодан… – Марта уперлась рукой в подлокотник, намереваясь встать. Но была не до конца уверена, что ее отпустят.

– Да-да, милая, ступай, завтра у тебя важный день! – голос матери вдруг сделался приторным, словно сахарный сироп. Она никогда не называла Марту «милая» и не говорила «ступай».

Марта с облегчением оставила Кожухина и ринулась к своей спальне. Хрустнули пружины, мужчина тоже поднялся, вероятно, оставляя после себя вмятину, которая расправится только через пару часов.

– Дорогуша, может, тебя в аэропорт завтра подбросить? Сумки-то тяжелые, небось?

Кожухин разминал поясницу, поворачиваясь влево-вправо, точно на уроке физкультуры. Марта не могла поверить, что он вот так открыто продолжает оказывать ей знаки внимания на глазах у матери. Бывший фээсбэшник совершенно будто разглядывал ее ноги. Марта почувствовала себя голой.

– Ванюшечка, ну что ты, не переживай, мы ей такси вызовем, да и вещей то у нее не так много!

Ангелина приобняла грушевидного ненаглядного. Никакое такси она, конечно, не вызовет. За окном вспыхнул ослепительный зигзаг, и показалось, что это мать запустила молнию в сторону дочери. Марта поспешно захлопнула дверь, пожалев, что изнутри нет щеколды.

Пыльный чемодан в клетку крякнул, с трудом выползая из-под кровати. Как только он вообще туда поместился? Спустя пару минут Марта услышала крики матери и низкое недовольное бурчание Кожухина. Слов было не разобрать, но одна фраза прозвучала совершенно четко: «Пусть дочурка твоя мне набирает, как подрастет!» Хлопок двери. Хотелось забраться в старый чемодан с головой, Марта бы поместилась. Но какой смысл? В гостиной сделалось тихо. Быть может, Ангелина побежала вслед за Кожухиным? Неожиданно Марту кольнула тревога за мать.

На стене, прикнопленный еще дедушкой, висел ненавистный портрет молодой Ангелины, сделанный угольным карандашом. Крупные черные зрачки, обрамленные серым, внимательно смотрели на Марту.

Неожиданно дверь распахнулась и показалось постаревшее, искаженное гневом лицо с портрета.

– Ты что о себе возомнила?!

Ноздри Ангелины раздувались, как у быка, готового броситься на тореадора. Марта схватилась за ручку чемодана, будто тот мог взмыть в воздух и унести ее за окно.

За что ей все это? Начиная с седьмого класса внешность Марты была раздражителем для одноклассниц, для парней, для матери и ее ухажеров. Но ведь ничего плохого Марта не сделала? Она не напрашивалась на внимание, почти не красилась, надевала первое попавшееся, не укладывала волосы каким-то особенным образом, позволяя им виться, как придется, не кокетничала. Она не виновата в том, что понравилась Кожухину, что ей семнадцать, но выглядит уже вполне на двадцать, что как-то раз незнакомый мужчина на улице сказал ей: «У тебя порочный рот». На глаза выступили слезы от несправедливости надвигающегося наказания.

В следующий миг мать подлетела к Марте и схватила ее за волосы, наматывая густые локоны на кулак. Где-то далеко раздался глухой раскат грома. От неожиданной резкой боли Марта стала хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Мать раньше никогда не поднимала на нее руку.

– Маленькая неблагодарная дрянь! Только я вышла из комнаты – сложила на моего мужика ноги, вино она сосет, глазки строит, падла такая! Он мне предложение сделал, между прочим, а ты его за моей спиной охмурить пытаешься, сука!

Марта сжала запястье матери, вывернулась и отползла в сторону. Встретилась с серыми глазами с угольного портрета и неожиданно почувствовала, что молодая Ангелина на ее стороне. Марта утерла лицо рукавом и медленно поднялась. Она уже не маленькая и может постоять за себя.

– Да нужна ты ему! Замуж она собралась! Старая, потрепанная проститутка! Как только он найдет ноги постройнее и помоложе, он тут же свинтит! Хоть ты и испортила мне жизнь, мне тебя жаль. У тебя нет будущего. Для тебя все кончено. А я уеду в Москву, стану моделью, меня пригласят работать в Париж, я буду сниматься у самых знаменитых фотографов, для самых известных журналов! У меня будет много денег, но тебе не пришлю ни копейки!

Марта тяжело дышала через нос. Мать сидела на полу и ошарашенно водила рукой по лицу, как будто считала морщины и проверяла, действительно ли она старая. Молодая Ангелина с листа на стене, казалось, с одобрением смотрела на Марту, неожиданно вошедшую в раж. Марту несло. Как будто открыли шлюз на дамбе, и застоявшаяся вода хлынула, затопляя все деревни вокруг.

– Лицо твое сморщится, как изюм, а я о тебе и не вспомню, сгниешь тут, на трассе стоять будешь!

– Хватит! – Ангелина отряхнулась, пришла в себя. – Судить меня вздумала, молокососка… Думаешь, ты лучше меня? Это все отцовские гены в тебе, никакой благодарности, я тебя поила, кормила все эти годы! Думаешь, тебе так просто с рук сойдет?

Марта так и не знала, кто был ее отцом. Возможно, кто-то из клиентов матери,