Кошка из мастерской - Ён Сомин

– А, да.

Чонмин села рядом с мужчиной, посмотрела на его работу и поняла, что его рукам не хватало силы, чтобы правильно держать инструменты, поэтому его работа выходила неказистой.

– Сначала надо выровнять эту часть, которая отходит здесь целым куском. – Чонмин отщипнула от свежей глины кусочек размером с палец и щедро полила его водой. – Так, теперь, если мы его прикрепим вот сюда… будет незаметно, согласны?

– Мне не нравилось, что выходит, а теперь, когда ты так добавила глины, всё стало, как было изначально, до ошибки.

Чтобы показать, как правильно держать инструмент, девушка положила свою руку на руку Кювона и резко замерла.

– Я, по-моему, впервые взяла вас за руку.

Какое-то время оба не могли вымолвить ни слова. Должно быть, оглядывались на своё прошлое, которое уже стало размытым.

– Простите меня, – с трудом сказала Чонмин. Она впервые попросила у Кювона прощения. Ведь после произошедшего у неё не было причин видеться с Кювоном, да и смелости с ним встретиться она в себе не находила.

– Ты не виновата. Даже не говори так. – Кювон вынул свою руку и осторожно положил её поверх руки Чонмин. – Друзья? – Кювон улыбнулся Чонмин, словно желая её утешить. Такое прощение было лучше самых крепких объятий.

Чонмин низко опустила голову и кивнула, чувствуя, что вот-вот расплачется.

– Ты из-за этого много переживала.

Эти руки впервые коснулись её, но не казались чужими – возможно, из-за того, что они были в глине. Кювон похлопал Чонмин по руке своей плотной, огрубелой ладонью.

Чуран, пришедшая под конец занятия, чтобы забрать Кювона, была немало удивлена, увидев сидевшую рядом с ним Чонмин. Но она быстро подошла и как ни в чём не бывало шутливым тоном спросила:

– Папа, Чонмин тебе помогала?

– Ну да. Благодаря ей рождественская ёлка получилась красивой.

Отец протянул Чуран свою работу, словно хвастаясь.

– Чонмин, спасибо.

– За что… Кстати, внутрь можно вставить лампочку.

Чонмин, не зная, что сказать, показала на полую часть ёлки и заговорила наугад:

– С лампочкой будет красивее. Вы ещё не решили, какими цветами раскрасить…

– Ты всё ещё смущаешься, когда тебя благодарят, – с лёгким смешком перебила её Чуран. – Можешь просто принять мои слова. В них нет подтекста, только благодарность.

– …Ладно.

– Друзья, все ваши работы я завтра отправлю на обжиг, чтобы вы успели забрать их до Рождества. Сегодня вы задержались допоздна.

Благодаря Чохи, вмешавшейся вовремя, неловкий разговор прекратился. Чонмин в одиночку прошла в подсобку, сняла фартук и села. Она всё ещё чувствовала на своих руках жёсткие, шершавые ладони Кювона.

Позже, когда Чонмин помогала загрузить инвалидную коляску в машину, Чуран неожиданно схватила её за руку:

– Тебе, наверное, было противно меня видеть.

– Что?

– Я заревновала. Когда увидела, как ты с моим папой сидишь рядышком, мне стало неприятно. Стало интересно, как это вы сблизились без моего ведома. Тебе наверняка было противно видеть, как я зову твою маму «мамой» и постоянно нахожусь с ней рядом.

– Да, было неприятно.

Слова неожиданно для самой Чонмин прозвучали осуждающе.

– Мы были такими детьми.

В какой-то момент повисшую между ними тишину заполнили голоса прохожих.

– Дело не только в возрасте. Мы тогда были слишком ранимы. Но сейчас, Чуран, со мной всё хорошо. Всё наладилось.

Когда Чонмин вспоминала те времена, они казались ей такими яркими, но в то же время смутными. Порой ей даже трудно было поверить, что это её собственная история. Слишком много времени прошло.

– Я рада, что у тебя всё хорошо.

Чонмин показалось, что их следы должны были бы утопать в опавших каштанах, но сезон уже закончился, и землю укрыло белым снежным покровом. Петляющие отпечатки их шагов исчезли.

– Мне пора, – сказала Чонмин Кювону.

Чуран приоткрыла окно со стороны водителя и вмешалась в их прощание:

– Надо было раньше всё решить по-человечески, да?

– Верно. – Чонмин на секунду замялась, но затем продолжила: – Чуран, теперь я знаю, как выбраться из пещеры. Я просто тянула время, пытаясь защитить себя. Боялась, что не справлюсь. Но теперь я выберусь. Я не одна, так что не переживай за меня.

Чонмин вспомнила всех, кого встретила в мастерской. Как они, видя, что она безуспешно пытается оттереть глину с рук, только размазывая её ещё больше, брали её испачканные ладони в свои и помогали стряхнуть липнувшие комки.

– Хм, так, кроме меня, есть ещё люди, которые о тебе думают? – Чуран скривилась, изображая брезгливость.

– Я не задумывалась, но, похоже, так и есть. В следующий раз дай мне возможность как следует извиниться перед тобой. Может, сходим куда-нибудь пообедаем?

Чуран тут же кивнула:

– Давай. Холодно, иди уже.

Чонмин стояла и смотрела вслед машине, пока та не скрылась за поворотом. Она решила, что за обедом обязательно скажет своей старой подруге то, что так и не решалась сказать все эти годы.

Они наелись до отвала жареного мяса в забегаловке, и, когда вышли наружу, стояла поздняя ночь. Чонмин, несмотря на протесты Чохи, вернулась с ней в мастерскую, чтобы прибраться. Когда она, закончив уборку, выходила из мастерской, впервые за долгое время ей бросилась в глаза вывеска:

Чохи, выйдя проводить Чонмин, задумчиво произнесла:

– Интересно, не пора ли после стольких лет обновить вывеску?

Чонмин взглянула туда, куда смотрела Чохи. После необычайно суровой зимы листья и лепестки давно опали, превратившись в перегной, и теперь вывеска выделялась куда чётче, чем прежде. Раньше о существовании мастерской «Соё» громче всего говорили плющ, цветы в горшках и кактусы, но теперь эту роль взяла на себя сама вывеска.

– Мне нравится, что после знака & идёт пустое место. Как будто в будущем в мастерской ещё много чем можно будет заняться.

Чонмин не хотела, чтобы Чохи грустила в опустевшей мастерской после их разговора о вывеске.

– Я тебя понимаю, – мягко сказала она. – Мне тоже кажется, что менять её пока не стоит. Она как верный страж, охраняющий нашу мастерскую.

Обе мысленно перебрали всё, что изменилось за последние три сезона. Причины и последствия этих перемен были запутанны, и простое перечисление событий не проясняло картину. Они решили отложить глубокие размышления на потом, сосредоточившись на том, как принять эти изменения и найти в них радость. Но даже на это не хватало времени. Прошёл почти год, и никто не знал, сколько ещё они смогут работать вместе. До конца зимы оставалось лишь стараться подстроиться друг под друга, словно обжигая в печи не только керамику, но и свои души. Таким Чонмин представляла себе завершение года.

У неё была и более конкретная причина считать, что эта зима – последняя в мастерской. Утром, выходя из дома, она случайно столкнулась с хозяином квартиры, который попросил освободить жильё до окончания контракта следующим летом. За последний год Чонмин не только не зарабатывала, но и потратила все сбережения, и теперь повышение арендной платы было для неё неподъёмным. Весной предстояло переезжать. Да и посещение мастерской с урезанным бюджетом становилось непозволительной роскошью. Расходы приходилось сокращать, а тут ещё добавилась ответственность за Хою. Перемены уже нельзя было остановить – теперь Чонмин должна была сама решать, что делать дальше.

Устало бредя домой, она остановилась напротив кафе «Громит». В меню больше не было мороженого со вкусом замороженного йогурта и печенья с шоколадной крошкой.

– Простите, а мороженое со вкусом йогурта и… шоколадной крошкой убрали? – неуверенно спросила Чонмин, изо всех сил пытаясь вспомнить его длинное название.

– А, мороженое со вкусом замороженного йогурта и печенья с шоколадной крошкой? В меню его нет, но мы пока ещё его продаём.

Продавец обрадовался тому, что посетительница так хорошо знает их ассортимент, и пустился в дальнейшие разъяснения:

– Есть человек,