Мой телефон 03 - Мария Ким

Вышел ежик из тумана,

Выпил водки полстакана,

Посмотрел в пустой стакан

И опять ушел в туман…

Провинившийся перед судьбой усмехался или возмущался по настроению, однако утку выносил обязательно.

* * *

– Есть свет в этой организации? – Варя с истеричной силищей заколотила по двери. За забором протяжно отозвалась собака и зазвенела цепь.

– Добрый вечер, – грустно поздоровались с порога, зажигая фонарь.

– Открывайте скорее, заметет нас – сами будете откапывать! – пригрозила Варя.

В доме было натоплено. От голландки в центре комнаты шел жар. Покойник чинно возлежал на диване. Выделялись сухие паучьи пальцы на груди и острая подвязанная челюсть.

– Вы бы так не топили, – Варя подозрительно повела носом, – а то трех дней не долежит. – Она никогда не стеснялась в выражениях.

Бледная новоиспеченная вдова на замечание никак не отреагировала. Апатия. Я попыталась прикинуть стадию стресса. Почему-то все психологические теории рядом с живыми и страдающими людьми казались отвратительными. Я ткнулась носом в чашку с чаем, высматривая обстановку сквозь поднимающийся пар, а свободной рукой подвинула поближе вазочку с конфетами. Внутри все отогревалось и таяло. На улицу не хотелось. Варя выписывала данные из амбулаторной карты, напевая под нос нечто невнятное и немузыкальное. Крашеные черные волосы, крашеное яркое лицо, красный комбинезон с нашивками «скорой помощи». Уже немолодая, но пока не молодящаяся, она пребывала в том возрасте, когда количество лет при оценке внешности внезапно теряет какое-либо значение. Она знала себе цену, знала цену своей работе, выше своего места не прыгала, но и согнать с этого места ее не было никакой возможности. Она не боялась лезть в очаги ДТП и никогда не поворачивалась спиной к людям на адресах. К родственникам покойников относилась как могла корректно, а самих жмуриков будто не замечала вовсе – все, что переставало быть живым, автоматически выпадало из ее поля интересов.

– Будьте здоровы, – Варя решительно захлопнула папку и направилась к выходу. Ее чашка осталась нетронутой. Проходя мимо вдовы, Варя внезапно остановилась.

– Женщина, вам нехорошо? Разрешите давление померять?

– Диспетчеру, 147-я, с констатации, родственнице плохо, криз, оформляйте вызов. Да отцепись ты уже от чашки, кардиограмму снимай! Кардиограф выплюнул ленту стандартной длины и удовлетворительного качества. Электроника хорошая, связи с центром нет, но здесь, за городом, и передавать некому. А жаль.

– Подъем. «Флаги». Нижний отдел, перегородка.

На догоспитальном этапе диагноз «инфаркт» не ставится, есть менее понятная и менее пугающая формулировка «ОКСпВТ», однако объем работы от этого не меняется. В машину на носилках, впрочем, не обязательно, перед транспортировкой доступ в вену, нитраты, на болевой синдром – морфин, не потерять ампулу, до стационара дольше 2 часов – начать тромболизис, впрочем, тромболизиса не получится, Варя сама просила вечером не выдавать ей дорогостоящие ампулы, чтобы «не списывать эту хрень с кучей бумажек», аспирин, гепарин…

– Гепарин 5 тысяч единиц.

– Принято.

Вскрыть ампулу, набрать, развести, в систему.

– Стоп, – Варя без церемоний перехватывает руку. – Сколько здесь?

– Пять.

– Чего пять?

– Кубов.

– Единиц. Надо – единиц.

Молчит. Отмеряю дозу на этот раз правильно. Руки дрожат. Я чуть не убила эту женщину. Не сейчас. Работать. Гепарин. Опять гепарин.

* * *

Я делала уколы и ставила капельницы два раза в день. Сперва было страшно, затем интересно, потом скучно. Хотелось самой выписывать листы назначений и смущенно принимать коньяк из рук благодарных пациентов, а не выполнять указания врачей. Я стала ходить на обходы. Из обходов я узнала, что врачи придумывают рецепты не из головы, а тоже выполняют указания клинических протоколов или же просто списывают у коллег. И я знала, что рецепты однажды мне надоест выписывать так же, как надоели уколы и капельницы.

Я подошла с лотком к постели Валька и откинула край одеяла, по привычке отведя взгляд. Меня уже давно не смущали открытые раны и голые тела, но конкретно на Валька почему-то смотреть не хотелось.

– Почему вы не смотрите? – Валек доброжелательно улыбался. – Смотрите, если вам нужно.

Я промолчала. Обработать спиртом, уколоть, ввести, выкинуть шприц. Мозг уже давно перестал заниматься глупостями вроде проекции боли на собственное тело или рвотных рефлексов в ответ на не особо приятные запахи, но упорно заставлял бросать контрольный взгляд на собственные ноги при виде заживающей культи.

– Я вам всем очень благодарен, – продолжил Валек и внезапно погрустнел, – только, пожалуйста, не надо меня жалеть. Я просто хочу жить, понимаете?

* * *

Типовая полукирпичная развалюха с набором хозпостроек и здоровенным двортерьером на цепи освещалась единственным скрипящим на ветру фонарем. Внутренний интерьер тоже не выделялся оригинальностью, пациентом оказалась невесомая на вид старуха, занимавшая низкую лежанку возле печи. Дыхание самостоятельное, реакция на боль есть, речевого ответа нет, кома. Здесь чаи распивать не получится.

– Что случилось?

– Отравилась грибами.

– Какие грибы?

– Мухоморы.

– Какие?

– Обычные. С красными шляпками… в крапинку.

– И как же вы их отличить не смогли?

– Да мы собственно. Отвар готовили.

– Бабушка наркоманка у вас? Или жилплощадь не поделили?

– Что вы, как можно… У нее рак, понимаете? Она попросила. Говорят, помогает.

– Кто говорит?

– Медсестра в районной больнице. Она и рецепт записала, хотите посмотреть?

«Два гриба варить в 500,0 воды на медл. огне до 1 стакана жидкости, отдельно сварить обычный суп-вермишель (картошка лук морковь), на порцию добавить % стакана грибного отвара».

– Ясно. Где же вы в декабре мухомор-то нашли?

– Она же и передала. Медсестра то есть. Мы-то не хотели, как-то это опасно, но бабушка настаивает. Это серьезно, да?

– А вы как думаете?

– Варя, дыхание падает.

– Кислород тащи.

Кислорода в баллоне оставалось совсем немного. До больницы должно хватить. Медсестра или совсем чокнутая, или родственники что-то попутали, или с бабушкой проблемы. Рак, похоже, инкурабельный, может, наркотиков не хватило.

– Вы думаете, мы ее убить хотели? – кричит вслед отъезжающей машине дочь. Ее босоногая тень закрывает половину двора, раскачиваясь под скрипящим фонарем. – Мы же люди! Не бывает так, чтобы не лечилось, всегда чем-то лечится! Она просто хотела жить, понимаете!

… и опять ушел в туман.

* * *

Окно в конце коридора выходило на крышу соседнего здания. Некоторые дежуранты бегали туда курить, накинув больничные одеяла поверх хирургических костюмов. Специально для курильщиков санитарки застелили половиком подоконник и держали рядом с выходом ватник на случай холодной погоды. Я тогда еще не курила, но к окну подходила регулярно, в него всегда можно было наблюдать что-нибудь интересное: рассвет с левой, закат с правой стороны, жирных