Меркьюри - Эми Джо Бернс

Уэйлон был счастлив как никогда. С самого рассвета он трудился с отцом и старшим братом на крыше овчинной фабрики, отправляясь туда еще до того, как просыпались селения в долине реки, когда сталелитейные заводы только начинали свою работу, когда земля была влажной и лоснилась от росы, а пустая автострада тянулась перед ними, точно королевская ковровая дорожка. В те летние дни мужчины-Джозефы составляли собой этакую триединую сущность: Мик ― огненный солнечный шар, Бэйлор ― его пронизывающие лучи и Уэйлон ― его тепло. Работали они в касках и солнцезащитных очках-«авиаторах», в ободранных на коленках джинсах и в доверху зашнурованных рабочих ботинках. С высоты они глядели на заводы, где производили куриный жир и перерабатывали уголь, где изготовляли текстиль, плавили железо и создавали прочее всевозможное добро, за счет которого бурлила жизнь страны. А иногда им могло даже посчастливиться увидеть с верхотуры крыши то место, где у Питтсбурга соединялись три реки.[24] Они могли наблюдать вздымающееся из-за горизонта светило и лицезреть, как им казалось, биение большого ноздреватого сердца всего огромного мира.

Уэйлон всегда, когда работал, пристегивался страховочным тросом, а двое других его этим дразнили. Бэйлор называл девчонкой, а Мик вслух удивлялся, как этот жалкий трусишка может быть его сыном. Притом никто не отпускал шуток насчет того, что Уэй зачал дитя до брака.

В день завершения их самой большой работы за сезон Уэйлон надеялся, что отец с братом станут свидетелями того, что предрекала Марли в тот день, когда он сделал ей предложение. Когда Уэй чего-то хотел ― когда он верил во что-то и долго вынашивал образ желаемого, ― его словно охватывала деятельная лихорадка. Он чувствовал: хозяин овчинной фабрики ему симпатизирует. Того привели в восхищение визитки с дизайном Марли, и когда пришло время расчетов, Уэйлон вместо обычной вексельной расписки, выдаваемой Мику, предложил хозяину квитанцию, отпечатанную на красивом фирменном бланке. Мик всегда составлял акты о сдаче работы от руки, как курица лапой ― что, конечно, придавало им свое очарование. Но, как рассудил Уэй, всякое очарование хорошо в небольших дозах.

Мик аж потемнел лицом, увидев, что хозяин фабрики выдает чек не ему, а Уэйлону. Когда они шли от дверей фабрики к фургону, Мик вырвал из рук сына чек и крепко сжал пальцами его локоть:

– Называйся кем хочешь и втюхивай что хочешь ― но деньгами распоряжаться буду я.

Все лето Уэйлон усердно работал, стараясь держаться как взрослый, ― и теперь отец вновь заставил его почувствовать себя мальчишкой! Мик как будто бы и не заметил, что Уэйлон купил новый вентиляционный выход на крышу от стояка, что добавило в счет несколько сотен долларов. «Ведь это же на всеобщее наше благо, ― убеждал себя Уэй, пытаясь унять возмущение. ― Что хорошо для бизнеса, то хорошо для всех Джозефов».

О чем мечтал Уэйлон – так это о настоящей рабочей династии. Чтобы все промышленные здания в округе, насколько хватало глаз, от солнца, ветра и дождя защищали просмоленные и прорезиненные Джозефами кровли. Это, по его убеждению, было наилучшим способом сдержать взятое Элизой обещание сделать Марли счастливой.

Мужчины семьи Джозефов не всегда хорошо ладили между собой. И все же они могли положиться друг на друга, что бы ни случилось.

– Ясно тебе? ― сказал Мик, когда уже повез юношей в сторону дома. Настроение у него заметно просветлялось по мере того, как в зеркале заднего вида садилось солнце. ― «Джозеф и сыновья».

– Джозеф и сыновья, ― повторил Бэйлор, высунув в окошко руку с дымящейся сигаретой.

– Выбрось эту дрянь, ― велел Мик.

– Не выброшу, ― отозвался Бэйлор, и они принялись препираться, как делали, казалось, испокон веков.

Уэйлон рвал жилы от зари до зари, имея одно-единственное утешение: после заката он возвращался домой к Марли, которая дожидалась его в съемной квартире матери.

В дождливые дни Уэй занимался рекламными звонками с домашнего телефона Рут. Марли неизменно располагалась рядышком, пристроив ему на колени ступни. Ему нравилось ощущать ее рядом, но он терпеть не мог эти звонки. Уэйлону по душе было общаться с людьми лично, когда он мог по выражению лица заказчика сообразить, как лучше исполнить его пожелания. Ведь кровельщика нанимают не ради физического удовлетворения! Дело тут, скорее, в чувстве защищенности, в возможности позволить себе обновку или, быть может, в гордости от того, что заботишься о здании, принадлежавшем твоей семье на протяжении многих поколений. Все эти чувства Уэйлон способен был уловить только в личном общении. Это были мечты других людей, которые он мог воплотить в жизнь. «Скажите, что вам нужно», ― обычно говорил он, а затем внимательно слушал ответ.

Уэйлон знал, на что следует обращать внимание, потому что давно уже научился этому, исполняя желания матери. Когда она потребовала, чтобы он взял в свои руки семейный бизнес, в ее глазах юноша увидел лишь два слова: «Спаси меня!» Он так давно принес матери клятву верности, что теперь, разочаровав ее, не представлял, что делать. Чтобы сдержать данное Элизе обещание насчет Марли, ему приходилось изо дня в день поддерживать союз с отцом.

У Мика же для их профессии имелось единственное определение: работа для отребья.

– Люди готовы нам платить, чтобы мы за них сделали то, на что у них самих кишка тонка, ― говаривал он.

Уэйлон придумал идеальную схему ― вот только работала она исключительно при личном контакте. По телефону он не мог видеть, что больше пугало его клиентов ― то ли боязнь растратить деньги, то ли возможное обрушение кровли. К тому же и они не могли видеть его гладко выбритого лица, застегнутой на все пуговицы рубашки, чистых рук и аккуратных ногтей. Они не имели возможности оценить редкостную разноплановость Уэя: работяга, который мог в считанные минуты взобраться на крышу, и торговый представитель с белым воротничком. Молодой человек, вчерашний школьник, но уже женатый и с ребенком на подходе.

Но Уэйлон все равно упорно продолжал обзванивать окрестные фирмы, хотя большинство разговоров быстро обрывались короткими гудками. Глядя на Марли, он настолько преисполнялся любовью, что становилось трудно дышать. Сидя рядом с ним за кухонным столом, Марли выделяла маркером названия компаний в телефонной книге и подписывала конверты для рассылки на все предприятия в радиусе двух часов езды. Она с такой прытью переправляла письма на почту, что Уэйлон даже начинал задумываться, не пытается ли Марли таким образом искупить свое внезапное вторжение в его жизнь и те сложности, что вызвали в семействе Джозеф их отношения. А еще он