Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

и другого я могу заключить, что моя вещь отложится на дальнейшие книжки журнала, – на что я, впрочем, нисколько не претендую, так как вещь это длинная и мне не нужно будет писать ее, закусив удила, что при моей вечной, мучительной заботе о форме было бы весьма для меня неудобно.

Но написано уже порядочно и, если бы Вам понадобилось, можно бы начать с февраля.

„Четверть века“, изданный мной отдельно, продается так успешно, что я имею право надеяться на любопытство публики прочесть его продолжение. Об этом продолжении под заглавием „На переломе“ пропечатал Лесков в „Нов<ом> Времени“, и в других газетах, кажется, перепечатали это известие» (ИРЛИ. Ф. 160. № 2. Л. 225–225 об.).

11 августа 1880 г. Маркевич высылает Любимову очередные главы романа, замечая о них в письме того же дня: «Вы увидите по моим помаркам, что посылаемая часть моего романа стоила мне много труда. Очень я бился, действительно, с нею». И сообщает, что, по доходящим до него сведениям, роман начинает вызывать особенный интерес у читателей с того момента, когда он «вступает, так сказать, на политическую почву». В то же время он признается, что «боится сомнений Каткова» и опасается за участь тех мест в романе, где фигурируют персонажи, связанные с решением крестьянского вопроса, и готов немедленно приехать в Москву, если возникнет необходимость «урезок» в тексте (ИРЛИ. Ф. 160. № 2. Л. 237–238). 21 февраля 1882 г., посылая И. С. Аксакову только что вышедшее отдельное издание «Перелома», Маркевич писал ему: «В прилагаемом при сем романе я, по мере сил, старался изобразить патологические состояния нашего общества вслед за реформами 19го февраля» (ИРЛИ. Ф. 134. Оп. 8. № 31. Л. 1 об.).

Единственный (и наиболее близкий автору) герой, который в области своих убеждений, практической деятельности и как нравственно и умственно здоровая натура противостоит всей общественной «патологии», – это Борис Васильевич Троекуров. Гундуров же, не способный занять такую позицию, вполне чужд Маркевичу, о чем он писал П. К. Щебальскому 23 июля 1880 г. в разгар работы над романом.

Что касается главного героя этого и третьего романов, то Маркевич в письме к Щебальскому от 4 апреля 1882 г. решительно утверждал, что ни с кого «не списывал Троекурова», как не списывал и фигуру Киры Кубенской (Письма. С. 167). Примечательно, что некоторую роль в создании образа Троекурова сыграл К. Н. Леонтьев, который в письме к К. А. Губастову от 4–19 июля 1885 г. вспоминал о Маркевиче: «Он всякий раз, когда бывает в Москве, заезжает к мне, сидит, советуется даже (в создании Троекурова — я, похвалюсь, принял немалое участие; – я говорил ему: «Ради Бога – никому и ничему не приносите в жертву достоинства Троекурова; – пожалуйста, не подчините его как-нибудь сильной женщине… Хоть бы этой Кире – чтоб не вышел он у вас слабым Тургеневским героем… Это ужасно! Это ложь… С какой стати… я буду какой-то этой „сильной“ женщине подчиняться… Бросить ее к чорту если не можешь преобладать!» и т. д.). Относительно некоторых мест в романе „Переломен прямо извинялся передо мной, что „воспользовался“ моими идеями и даже моими выражениями. – (Напр<имер>, когда Троекуров верхом катается с княжн<ой> Кубенской и развивает ей почти то, что развивается отчасти явно, отчасти между строчками в моем «Византизме» и т. п.; или выражение «соединение чего-то великобританского с лезгинским» (в Троекурове); – это прямо из Варш<авского> Дневника). – Я говорил ему на это, что я очень рад, пусть пользуется, лишь бы вести пропаганду правильных идей и вкусов…» (Леонтьев. Т. 12. Кн. 1. С. 117). Указывая на «живых действительных людей» в русских литературных персонажах, то есть на воплощенных в них крупных человеческих типов, Леонтьев выше всех ставит троих: Андрея Болконского, Вронского и Троекурова (Леонтьев. Т. 9. С. 241).

Но некоторые персонажи несомненно имели своих современных прототипов, что обостряло читательский интерес к произведению.

Актуальная в 1859–1860-х гг. тема крестьянской реформы занимает в романе значительное место. Маркевич в нескольких персонажах с вымышленными именами нарисовал без труда узнаваемые фигуры реальных деятелей той эпохи. Это прежде всего (героиня называет его «monstre») Яков Иванович Ростовцев (1803–1860), генерал-адъютант, член Государственного совета, с 1859 г. возглавлявший Редакционные комиссии по подготовке реформы, деятельность которых он направлял в соответствии с правительственной программой. Идентичность персонажа поддерживается и хронологией романных событий: Ростовцев скончался 6 февраля, сцена с упоминанием о его смерти отнесена к началу февраля. Под именем Линютина фигурирует товарищ министра внутренних дел Николай Алексеевич Милютин (1818–1872), представитель либеральной бюрократии, к которой Маркевич относился критически, активный участник подготовки реформы. В лице Бековича выведен государственный и общественный деятель князь Владимир Александрович Черкасский (1824–1878), с либеральных позиций участвовавший в подготовке реформы. Под именем Вилина в романе представлен государственный деятель граф Виктор Никитич Панин (1801–1874), в 1841–1861 гг. министр юстиции. Как член Секретного, затем Главного комитетов по крестьянскому делу он препятствовал отмене крепостного права и проведению реформ, а став в 1860 г. председателем Редакционных комиссий, ревностно отстаивал интересы дворян-землевладельцев. Под именем Данского в романе подразумевается государственный деятель Сергей Степанович Ланской (1787–1862) – член Государственного совета, в 1855–1861 гг. министр внутренних дел, член Секретного комитета по крестьянскому делу; еще в 1857 г. представил записку, в которой предлагал личное освобождение крестьян. Ряд черт в образе Паванова указывает на государственного деятеля графа Петра Александровича Валуева (1814–1890); в 1858–1861 гг. он был директором департамента Министерства государственных имуществ, в период подготовки освобождения крестьян от крепостной зависимости занимал правые позиции, с 1861 по 1868 г. он – министр внутренних дел. В четвертой части романа появляется в кабинете Паванова Ягин, в образе которого представлен государственный деятель Александр Васильевич Головнин (1821–1886), возглавлявший с декабря 1861-го по апрель 1866 г. Министерство народного просвещения. Он способствовал проведению некоторых реформ в образовательных учреждениях, был склонен в своей деятельности к либеральным решениям, хотя и противодействовал влиянию Герцена в русском обществе. За образом генерала Бахратидова просматривается фигура государственного деятеля графа Михаила Тариеловича Лорис-Меликова (1825–1888); наряду с административным противодействием революционному движению он пытался привлечь на свою сторону оппозиционную часть общества. Вполне правдоподобны предположения, что в образе «меломана-фанатика» То- пыгина изображен известный эстет, критик Василий Петрович Боткин (1811–1869), в образе Самурова – Иван Сергеевич Тургенев, который еще прежде (и впоследствии) крайне неблагожелательно отзывался о творчестве и личности Маркевича. Между этими персонажами при встрече с ними Троекурова появляется некто Гаврилкин с его «совершенно французским благёрством», в котором можно усмотреть черты Д. В. Григоровича; на него намекает К. К. Арсеньев в статье «Роман орудие регресса» (ВЕ. 1886. № 2. С. 836).

К. Н. Леонтьев в своей рецензии «„Перелом“ Б. М. Маркевича» (МВ. 1882. № 90. 2 апр. С. 4) утверждал, что появляющиеся в «Переломе» новые лица, «очень умно задуманные и