Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич
Бездна. Книга 3 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Бывший исправник заговорил снова:
– Для чего им так и уступать без борьбы, Григорий Павлыч! На то, конечно, рассчитывать нечего, чтобы вам без баллотировки поднесли ящик с белыми шарами, но возьмут ли они верх, это еще бабушка надвое сказала. Батюшка ваш таким общим уважением пользовался, что из-за одного этого многие не решатся положить вам налево; да притом и те-то господа не особенно много почтения к себе внушают. Хоть бы самый этот господин Свищов, который всю эту интригу ведет, со своею железною дорогой…
– И таинственною особой в Петербурге, от имени которой будто бы работает он… Позор это все!.. – с неудержимым негодованием вырвалось у Бориса Васильевича.
– Я батюшке ничего еще не говорил о предложении предводителя, – как бы робко сказал, взглянув на него, Гриша, – боялся его встревожить…
– Да, он не хорош в эти последние дни, – и брови Бориса Васильевича озабоченно сдвинулись. – Что же, вы распоряжения сделали по этому предложению? – коротко спросил он чрез миг.
– Да, сегодня же повестки послал и прочее.
Разговор как-то разом замолк.
Гриша чувствовал, что ему нужно, «необходимо» коснуться «так или иначе» отъезда Маши. Это был слишком веский факт в интимной жизни Всесвятского, и нельзя было «пройти его молчанием». Он несколько раз подымал глаза на погрузившегося в новое молчание Бориса Васильевича и снова опускал их, поводя в сторону Ипатьева, сидевшего у стола с карандашом в руке, которым выводил на клочке бумаги какие-то цифровые вычисления, и наконец решился:
– А Марья Борисовна уехала? – произнес он, насколько мог спокойнее.
– Да… К двоюродной сестре моей Бородиной, – объяснил «тоном какого-то официального отчета», показалось Грише, отец ее.
– И надолго?..
– Не знаю.
Разговор опять упал, словно от собственной тяжести.
– Это так неожиданно… – пролепетал Юшков.
– Да.
«Что же еще, что спросить?» – мучительно томясь, говорил себе Гриша.
– С Лисьего Дола, – начал в эту минуту Ипатьев, обращаясь к новому своему патрону, – по существующей арендной цене, полагая даже крайнее по шести рублей с десятины, меньше 18,000 рублей, по моему расчету, нельзя получить, и безобидно будет для народа, Борис Васильевич.
– Можно было бы, конечно, и до половины спустить, – возразил тот, – но ведь это значило бы прямо посягнуть на доходы всех соседних землевладельцев.
– Само собою, ваше превосходительство.
Гриша поднялся с места и ушел в сад.
Дополнения
Автограф XVII – начала XVIII главы первой части романа «Четверть века назад»
Настоящий автограф – сохранившийся фрагмент черновой рукописи романа, находящийся в Рукописном отделе института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук (Ф. 160. № 2. Л. 230–233). Авторская правка и разночтения введены в квадратные скобки и сопровождаются редакторскими примечаниями, которые даны курсивом; пояснения к ним см. в Списке условных сокращений. Сохранены орфография и пунктуация автографа за исключением буквы Е, конечной ъ и окончания -аго.
Глава XVII Первой части романа «Четверть века назад»
Рукопись Болеслава Михайловича Маркевича
XVII
Ашанин стоял перед Софьей Ивановной в комнате, которую она занимала в большом доме, со шляпою в руке, готовый уйти. Он только что успел передать ей разговор их с князем, «припадок» Сергея и свои опасения за него.
На умном лице Софьи Ивановны читалось заботливое раздумье; – она обсуждала и соображала:
– Что он (то есть, князь Ларион), – [зач. сказал это надпис. говорила] она, – сказал это в том намерении, – вы не ошибаетесь, – и я даже не могу на него за это сердиться… Предварил заранее – дело сделал!.. Хотя я опять таки не пойму, из зачего он так заранее обезпокоился!.. Ведь не мог же Сережа дать ему повода… Я его знаю, – что бы ни происходило у него теперь на душе, он слишком благовоспитан чтобы показать…
– Он ничем и не показывал, заверил Ашанин, – [вставл. и] ни бровью не моргнул, – мы [зач. все же надпис. же все в печатн. ред. все время] вместе на сцене были… а вы из залы видели… —
– Так с чего же вздумал этот старый мудрец…? – размышляла Софья Ивановна.
– Я начинаю подозревать… не заметил-ли он чего-нибудь… со стороны…
– Со стороны княжны! договорила она, быстро вскинув глазами на молодого человека, – едва ли!.. Она так сдержанна… [вставл. Да и много ли они видались-то с Сережей?] А мила-то она, уж как мила! вздохнула, помолчав, тетка Гундурова; – нет, это он так, с большой хитрости… Каподистрию вспомнил! засмеялась она привычным своим, коротким, обрывистым смехом.
Ашанин положил шляпу [зач. подвинул надпис. пододвинул] стул и сел подле нее:
– Софья Ивановна [зач. заговорил он надпис. начал он шопотком], а что же… если [вставл. бы] княжна [вставл. действительно]… отчего же бы?
– И, милый мой [вставл. и она] махнула рукой, – разве об этом возможно думать? Разве они такие люди? Эта Аглая – ну само собою!.. а то, вы видите, и он… боярин опальный, – и он туда же!..
– Я все это очень хорошо знаю, и понял с первого раза, [зач. возразил надпис. молвил] красавец; – но ведь, если посмотреть поближе, с фанабериею этой можно-же и сладить. Ведь ничего-же существенного они против Сережи сказать не могут. [вставл. «Положение»? Да] какое там «положение» бывает в наши годы [в печатн. ред. года]?.. А если только княжна захочет, чем же Сережа ей…
– А тем, не дав ему договорить, с сердцем возразила Софья Ивановна, – что такая уж у нас безобразная страна вышла, что [зач. для княгини из кабака вышедшей] Гундуров – а Гундуровы-то, вы знаете, все одно что Всеволожские да Татищевы, только титла не носят, а
[Л. 230]
те же Рюриковичи, – Гундуров не партия для [зач. ее дочери надпис. княжны Шастуновой; а вот] какой-нибудь Фитюлькин в аксельбантах – тот жених, и аристократ, потому что повезет жену на бал в Концертную залу!..
[зач. три слова нрзб.]
[тщательно зач. слово, надпис. На то он и Фитюлькин, засмеялся] Ашанин, – у нас, известно, «чем новее, тем знатней!»
[зач. Демократическим копытом
Теперь лягает и осел!..»]
[зач. «Демократическим копытом надпис. «Тем знатней»], машинально повторила Софья Ивановна, – Кто бишь это сказал?
– Пушкин.
– Да, да!.. Прекрасно сказано!.. Очень уж их любят там, этих новых!..
[зач. две строки нрзб.]
Они надежнее, видите ли, вернее старых родов… Мы, видите ли – революционеры!..
Софья Ивановна пожала плечами и торопливо нюхнула табаку из крошечной золотой табакерки, которую носила под перчаткой; – перчатки же, по старой привычке – и не иные как шведские – никогда не снимала когда была в гостях.
– И чутьем чую, продолжала она, [вставл. – да и
