Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич

Лицо сановника заметно удлинилось и отучилось.

– Я вас слушаю! – вздохнул он, откидывая руку за спинку кресла и принимая живописную, не то скучающую, не то благоволяще-внимающую позу.

Троекуров со свойственною ему сжатостью и резкою определительностью выражения передал ему все, что известно читателю о подвигах Иринарха Овцына, о дерзких письмах, адресованных им «живущей в его, Троекурова, доме молодой родственнице его жены» (он не назвал ее по имени), о попытке его возмутить крестьян и подговоре «бедного юноши-студента, сына севастопольского героя Юшкова», к рассылке возмутительных прокламаций и пр., о том наконец «невероятном хаосе понятий и действий», при котором заведомый агитатор находил себе сочувственников, потворщиков и освободителей не только в каких-нибудь ученых полковниках Блиновых, но и в тех самых «чинах полиции явной и тайной», на прямой обязанности которых «лежит ограждение государства и общества от подобных негодяев»…

Паванов слушал его с невольно возраставшим любопытством и как бы с несомненным сочувствием к негодованию, прорывавшемуся в словах Бориса Васильевича. Он утвердительно покачивал головой, приподымал плечи, не то уныло, не то презрительно ухмылялся и повздохивал; глаза его все поощрительнее и любезнее глядели на говорившего.

– Живую картину нынешнего положения вещей, – заговорил он, едва тот кончил, – картину, которая так барельефно, если можно так выразиться, выступает из вашего сенсационного рассказа, я уже давно рисовал себе мысленным оком из тех официальных, конечно безжизненных, не одетых, так сказать, в плоть и кровь, но тем не менее заключающих в себе известную долю верных указаний, данных, которые получаются мною из провинций. Картина, несомненно, печальная и заставляющая призадуматься! – Он развел руками, сделал длинную, многозначительную паузу и продолжал затем: – Я очень вам благодарен за ваше объяснение. 10-Les motifs qui л-ous ont pour ainsi dire fatalement poussé à châtier ce mauvais drôle sont parfaitement légitimes, quoique violents, – игриво домолвил он, – и я признаю, que tout gentilhomme à votre place en aurait fait autant-10… Ho, если вы совершенно ясно для себя разумели, как следовало поступать вам в данном случае, весьма замечательно, как симптом времени, то, что остальные действующие лица в этом эпизоде, этот господин ученый офицер, Гисправник с tutti quanti11, поступили диаметрально противоположно тому, что их долг им предписывал.

Он замолк и уставился на своего собеседника, как бы предоставляя ему обсудить всю необычайную глубину выраженного им мудрствования.

Троекуров в свою очередь теперь поглядел на него с недоумением:

– Симптом совершенно понятный: люди делают противно своему долгу потому, что знают, что могут это делать безнаказанно. Все зависит – как к этому относятся сверху.

Паванов вдруг наклонился к нему и прошептал:

– Nous ne pouvons rien; le torrent nous emporte12.

Кровь кинулась в голову Троекурова.

– И это говорите вы, – воскликнул он неудержимо, – вы, люди власти, которым теперь, после освобождения крестьян, предлежит дать камертон всему характеру царствования, всей начинающейся с него новой русской истории!.. Вы не поняли, что, дав волю народу, воспитанному веками рабства, то есть другими словами, совершив революцию правительственною рукой, вы должны были удесятерить силу этой руки ввиду хотя бы упразднения тех «даровых полицеймейстеров»[92], которых имела она в лице помещиков… A вы про «torrent» говорите! Какой это «torrent»? Не та ли открытая проповедь безбожия и анархии, которую само правительство распространяет по России за подписью своих цензоров?.. Вы, извините меня, как заяц басни, пугаетесь тени собственных ваших ушей…

– 13-Ecoutez, mon cher Троекуров… car nous sommes cousins, ce me semble? – вспомнил вдруг кстати Паванов, совершенно тонко рассудив, что в качестве родственника он мог выслушивать то, что в положении сановника не приличествовало ему терпеть со стороны лица, в некоторой степени ему подначального. – Vous prêchez un converti-13. Не раз пытался я заявить высказанный вами сейчас, безусловно правильный принцип в среде государственных лиц, quorum pars minima sum14, – вставил он, скромно и находчиво переиначивая к случаю стих римского поэта, – но это был неизменно глас вопиющего в пустыне. Вы требуете «силы»? Она у нас самым решительным образом теперь отсутствует. Le «Русский богатырь», 15-comme a dit Пушкин, действительно «покоится» pour le moment «на постели»[93]. Да и была ли она у него, pour dire vrai, когда-либо и раньше, истинная «сила», у этого soi-disant-15 «богатыря» без культуры и гражданственности.

Изящные черты сановника приняли вслед за этим столь категорически поставленным вопросом чуть не гадливое выражение.

– «Russia is a greal humbugh»[94], écrivait lord Palmerston à son frère en 1835, c’est a dire, aux plus beaux jours encore du règne précédent. Tenons-nous cela pour dit16! – заключил он решительно и строго.

«И жить в стране, управляемой людьми, презирающими ее!» – пронеслось скорбным и язвительным помыслом в мозгу бывшего кавказца.

– Скажите, – спросил он под этим впечатлением, – куда же может придти Россия при таких убеждениях ее правителей?

– La Russie marche vers l’inconnu17, – к великому неизвестному иксу! – счел даже нужным перевести и приправить Паванов, сопровождая эту фразу рисующимся движением головы и руки, какому мог бы позавидовать знаменитейший оратор Запада.

Борис Васильевич прикусил себе губу, чтобы не отвечать резкостью, просившеюся ему на язык и которую он считал совершенно бесполезною. «Тут ничего не поделаешь», – рассудил он… Ему оставалось только обратить скорее опять разговор с почвы общих рассуждений на предмет, с которого он начался.

– У меня к вам просьба, – сказал он торопливо и не ожидая ответа, – я сейчас передавал вам о почтенном человеке, единственный сын которого, прекрасный по душе, но слабовольный юноша, соблазнен был этим… нигилистом, товарищем его по университету, к поступку совершенно бессмысленному, за который, однако, может ждать его весьма тяжелое наказание. Я приехал теперь в Петербург единственно с целью спасти несчастного, если можно… Оказав мне в этом случае помощь вашим влиянием, вы сделали бы поистине хорошее дело.

– Я всегда душевно готов делать их, насколько дозволяют это мои силы и средства, – отвечал Паванов (он был действительно весьма мягкосердый по натуре и даже не без великодушия при случае человек), – о вашем юноше мы будем иметь возможность переговорить чрез несколько минут, – промолвил он, взглянув на стоявшие на его письменном столе часы, – переговорить с тем, кто в этом деле может быть гораздо вам полезнее, чем я… 18-Vous le connaisez certainement, le comte Анисьев? Vous avez été, je m’en souviens, son camarade de régiment aux temps heureux où vous étiz très jeune et où je l’étais encore-18, – подчеркнул он с