Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич
Перелом. Книга 2 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
– А теперь последнее, – заговорила она еле слышно, – когда… когда придет конец, Никс, ты перекрести меня… и закрой глаза!.. Чтобы никто, как ты, слышите?..
Он наклонил лишь голову беспомощно, безнадежно… В дверях за ширмами послышался тихий спрос Лизаветы Ивановны:
– Войти можно?
– Можно, милая; что вам? – ответила сама больная.
На кротком лице маленькой особы читалась крайняя озабоченность: она входила, очевидно, с какою-то вестью, добрый прием которой представлялся для нее сомнительным.
Ранцов обернулся на нее:
– Доктор? – поспешно спросил он.
– Нет еще его, – ответила она, подымая на него на миг как бы укоряющие глаза, и тут же направила их на больную, – воля ваша, ангел мой, a пущать я к вам не решилась… вы и так, глядите, устали ужасть!
– Кого это «пускать»?..
– Да княгиня тут приехала… свекровь ваша, – пролепетала та шепотком, смущенно перебирая плечами, – узнала, говорит, в деревне, что вы заболемши и…
– Аглая! – вскрикнула Ольга Елпидифоровна, приподнимаясь на постели, будто двинутая какою-то незримою пружиной, с засверкавшим молниею взглядом, с судорожною дрожью, поводившею все ее еле дышавшее тело, – она здесь?.. Вон ее гоните, вон!..
– Господи, – застонала, кидаясь к ней, Лизавета Ивановна, между тем как Ранцов охватывал ее за спину, не давая повалиться назад, – чтой-то с вами, ангел мой! Сказала вам: не пустила, не пущу!.. Чего ж это вы так вскинулись, голубонька моя!..
Но в то же время из-за ширм выдвинулось широкое, мясистое, подрумяненное по самые глаза лицо в шляпке с перьями и огненного цвета бантом под подбородком, и жирный голос возопил плачущим тоном:
– 3-Ma chère Olga, c’est très mal que vous ne voulez pas me recevoir! Je suis venue exprès de la campagne, ayant appris que vous étiez malade, et je vous ai même amené mon aumônier, le père Парфен, pour vous parler religion-3…
– Амалия! – кликнула отчаянно Лизавета Ивановна. – Что же это вы, я вам говорила…
Белобрысая чухонка выскользнула из-за перьев Аглаи:
– S’ist nicht meine Schuld4, я говорил княгинь: нельзя идти, a она сам, с силой, отпихнул мене и пришла…
Она подбежала к постели, запустила руки за плечи своей барыни, заставляя этим Ранцова принять свои… Он отошел на шаг, вперив грозно раскрывшиеся зрачки в круглые глаза незваной гостьи.
Ta тупо, обиженно и жалостно поводила ими кругом, как бы ища чьего-то содействия или защиты…
– Вы меня на двор к себе не пустили, – заговорила, роняя слова через силу, больная, – a теперь явились сами отравить мне… последние минуты… как сделали это с Линой… с родною вашею… дочерью[90]. A я прошу вас оставить меня… умереть спокойно…
– 5-Pourquoi est-ce que vous m’offensez comme, cela Olga? – захныкала немедля в ответ Аглая. – Je suis venue en qualité de belle-mère vous exhorter à faire votre paix avec Dieu et avec moi, et vous-5…
Она не успела договорить: Ольга Елпидифоровна задвигала слабо рукою, закатила глаза – и упала без чувств головою на плечо Амалии.
Ранцов, не помня себя, шагнул к княгине с задрожавшею челюстью:
– Я прошу вас, – зашептал он, наклоняясь к ней под самую шляпку, – прошу уйти отсюда, сейчас, сию секунду!
– 6-Ah, mon Dieu, – визгнула она, – cet homme veut me battre!
И, как испуганная утка, вынырнула с этим визгом в соседнюю комнату, где, высоко подняв ногу на ногу под шелковою рясой и проводя рукою по своим курчавым и припомаженным волосам, позевывал на стуле, в ожидании, когда позовут его к больной «говорить о религии», ее «aumônier le père-6 Парфен».
По шуму, достигавшему до него из спальной, он догадывался о каком-то происшедшем там «смятении». Растрепанный вид вылетевшей оттуда его патронессы дал ему понять, что «смятение» это разрешилось, собственно, для ее особы некоторым погромом.
Он приподнялся ей навстречу.
– Они мне сделали там 7-une scène affreuse, батюшка, будьте свидетелем! – застонала она действительно тут же, ухватываясь за его рукав. – Un monsieur, которого я не зна… Кажется, это ее муж, le прежний, с которым она развелась, чтобы женить на себе Basile, mon fils… Он кинулся на меня с кулаками… Будьте свидетелем, батюшка! Он не смеет этого делать: я княгиня Шастунова; муж мой, feu Michel, был посланник, тайный советник и вдруг, un monsieur Dieu sait qui смеет меня выгонять… Я этого не позволяю, je demande justice! Мы с вами сейчас, батюшка, поедем к генерал-губернатору… Очень жаль, что это уже более не мой старый друг, граф… но все равно, и этот другой должен меня защитить dans mes droits. Вы ему скажете, как служитель du bon Dieu, что он должен приказать, чтобы меня непременно пустили к ней en qualité de belïc-mère, и вас тоже, которого я нарочно привезла сюда с собою, чтоб уговорить ce au nom du Christ помириться co мной et abandonner ses prétentions d’argent-7.
«Le père Парфен» даже испугался той роли, которую предназначало играть ему пламенное воображение умной женщины:
– Позвольте, княгиня, – возразил он веским тоном, дождавшись передышки, воспоследовавшей наконец за излитым потоком слов, – я полагаю, что представитель администрации никак не решится в нынешнее время вмешиваться в дело частного и даже чисто семейного характера; a что до моего «свидетельства», то, согласитесь сами, как я, собственно, не присутствовал при вашем разговоре и даже не видел лица, причинившего вам… неприятность…
Аглая озлилась:
– Я вижу, что вы un jacobin8, отец Парфен! – воскликнула она, прерывая его. – Я совсем другого ждала от вас…
Но внимание ее отвлечено было в эту же минуту другим предметом тревоги: из спальной с перекошенным лицом выбежала Лизавета Ивановна, пронеслась как пуля чрез комнату и исчезла за дверьми в сени, оставив их впопыхах открытыми…
Глухой гул колес по настланной пред окнами больной соломе донесся в то же время до слуха княгини и ее собеседника, a вслед за ним громкий возглас маленькой особы, встречавшей приехавшего на крыльце:
– Ну, слава те Господи, a я уж хотела за вами посылать, господин доктор… Пожалуйте скорее, пожалуйте!..
– Что, плоха разве очень? – обрывисто и несколько встревоженно говорил мужской голос.
– Чувств лишилась… привести в себя не можем…
– Мускус принимала?
– Приняла… да тут одно обстоятельство, – бормотала растерянно маленькая особа, торопливо входя опять в комнату.
Доктор быстрыми, маленькими шажками нес за нею свое пухлое брюшко и поправлял на ходу золотые очки свои с озабоченною важностью на сморщенном челе.
Аглая Константиновна, как увидела его, так и кинулась к нему со всех
