Юркие люди - Анна Андреевна Лужбина

В гору Мрамза карабкается быстро-быстро, ей кажется, что она – серна. А еще ей кажется, что Аста лезет следом, и она старается ступать легко, чтобы его не завалило камнями. Мрамза забирается наверх, но за ее спиной до самого моря не видно ни одного человека. Только многоэтажки-коробочки, маленькие игрушечные гаражи, белесый след от самолета.

С другой стороны ущелья доносятся голоса. Мрамза скидывает пиджак и подходит к самому краю. Волосы у Мрамзы то прямые, то кудрявые, и все разных цветов. Седые, каштановые, черные.

Вот внизу стоит отец Асты, а вот его соседи и одноклассники. Мрамза видит, как люди выходят к рельсам. И бабушки, крохотные и горбатые, и дедушки с портретами предков – все они пришли стыдить его, трясти клюками и ахать.

Мрамза подходит к краю обрыва, волосы развеваются как змеи. Она широко открывает рот и кричит:

– Уходите отсюда, или прыгну!

Внизу не становится тише, ветер тащит голос в горы. Людей под ногами все больше, будто весь город пришел, вся страна. Мрамза делает шаг вперед, и по ущелью катятся камушки. Внизу из колючих кустов медленно выходит Аста. Голова опущена, спина сутулая. Аста подходит к отцу, падает на колени к его ногам.

В животе у Мрамзы крутится тошнота. Она делает теперь шаг назад, спиной, еще один и еще. Оборачивается к горам: здесь тропинки как ветка сосудов, перепутанные серые ниточки. Такие, что и правда плечом к плечу не пройдешь. Мрамза закидывает мешок на спину и вытирает рукавом потный лоб.

«Маленькая страна»

Варя грела ноги у батареи, в задумчивости посасывая косу. На стене висел чей-то портрет, рядом – круглые часы с ажурными стрелками. Все привычно: и пустая квартира, и батарея, и заснеженный притихший Талнах за окном.

Стрелки докрутились до трех, значит, надо идти на сольфеджио. Варя одевалась долго: колготки до подмышек, рейтузы до пупка, шерстяные гольфы до колен. Больше всего мерзнут ноги, потом уже живот, а последней мерзнет голова.

На улице – черно-белая фотография: лавочку совсем засыпало снегом, пунктирный забор, худые деревья. На дереве проорал ворон, но Варя не смогла поднять голову: слишком туго замотан шарф. У гаражей мальчики лепили снежную бабу с сиськами, кинули в Варю снежком, но мимо. У одного из мальчиков свалилась шапка, волосы под шапкой мокрые, взъерошенные, а уши красные.

В Талнахе все ходят то вверх, то вниз, никогда не ходят ровно. Ровно ходят в Норильске – он тут, рядом. Если в пятом микрорайоне подняться по Черной тропе, при ясной погоде видно Норильск. Там дороги прямые, широкие, а в Талнахе – холмы, горки, дырки.

Варя шла аккуратно и медленно, как учил ее кто-то. Потом вспомнила, что в кармане у нее леденец, и остановилась. Расковыряла зубами фантик, закинула леденец в рот. За спиной загудела машина: круглоглазые жигули ползли через снег.

Жигули остановились рядом, медленно опустилось окно. На пассажирском сиденье – красивая тетя в черных прямоугольных очках. На Варю дунуло бензином и клубничной жвачкой.

– Подвезти тебя? – спросила тетя и сняла очки.

Глаза добрые, с голубыми тенями, а бровей нет – только тонкие веточки. Тетя была похожа на певицу Наташу Королёву.

Варя сделала шаг в сторону, в сугроб, чтобы посмотреть на водителя. За рулем сидел дядя с большими усами, большим носом, большими ушами, без шапки.

– Согреешься хоть! – продолжала тетя, доставая из сумочки бутерброд с колбасой. – Хочешь?

Талнахцы режут колбасу тоньше, хлеб – толще. Варя подошла к задней дверце, открыла ее и села внутрь.

– Мне на Горняков остановите, – сказала Варя низким голосом, как в маршрутке. – У музыкалки. Пожалуйста, спасибо.

Варя укусила бутерброд, и во рту все смешалось: и колбаса, и хлеб, и леденец.

– Позже там остановимся, а пока к нам едем, – ответила тетя и включила рекламу на радио очень громко.

– Нет, мне надо, пожалуйста, сразу на Горняков, или я выйду.

Слова затерялись в песне про стоматологию, жигули заревели от скорости. Разогнавшись, взлетели на какой-то кочке, и дядя выругался матом. Папа водит куда аккуратнее, хотя Варю давно никуда не возили.

Они выехали из поселка по Строителей, переехали речку Талнашку. Варя думала открыть дверь, вывалиться из машины и куда-нибудь кубарем укатиться. Или, может, она что-то путает, не так услышала, неправильно поняла?

– Будешь плохо себя вести – заставим из Талнашки воду пить! – Дядя переорал радио и крепче вцепился в руль. Тетя посмотрела строго, сдвинув брови-веточки, а потом стукнула дядю по колену, но как-то не по-настоящему.

Все дети в Талнахе знали историю про девочку Галю. Ее украли, убили, тело нашли по весне в почерневшем сугробе в лесу. Говорят, Галя ходит привидением по лесу как неприкаянная. Варя это слово не понимала, но ей казалось, что это что-то о ледяном, как у Кая, сердце.

Про Галю рассказывали детям, чтобы те не шлялись по задворкам, не разговаривали с незнакомыми, не пили, не курили, не барагозили. Но от неприкаянности было страшно, а от тети в машине – наоборот. Даже дядя был не очень страшный, хоть и ругался матом на дорогу, деревья и мусор. Тетя дула клубничные пузыри, улыбалась в зеркальце, подпевала радио. Варя слушала ее голос, он едва пробивался сквозь песню, как писк недолетевшего комара. Тот самый голос, очень знакомый Варе по любимой волшебной песне.

Когда остановились, снег кончился. Впереди высилась каменная стена-гора, а над ней небо – разбавленные чернила. Тетя вышла из машины, и Варя сразу же вышла за ней. Размотала шарф, посмотрела наверх. В небе было видно след от самолета. Потом посмотрела на тетю: каблуки, короткая кожаная юбка, колготки в широкую сетку. В Талнахе зимой так красиво никто не ходит.

– Вы – Наташа Королёва? – Варя больно закусила губу, до крови.

Дядя громко засмеялся, а потом вместо смеха почему-то даже закричал, и тетя опять его стукнула, теперь по шее. А Варе она улыбнулась, подошла поближе и наклонилась прямо к лицу. От тети пахло клубникой и нескафе (Варе нельзя).

– Ну ты спалила. Можешь меня называть тетей Наташей. А его – дядей Тарзаном. Тебя ведь Варя зовут? Телефон твой – это вот?

Тетя показала бумажку с Вариным телефоном и адресом. Ногти у тети были все разные: то длинные, то короткие. Все мамы в Талнахе ногти стригут так, чтобы не было видно белого. И себе стригут, и детям, и мужьям.

– Откуда вы знаете?

– Знаем. И родители