Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

И глаза «Волка» загорались и метали искры, действительно, как у того зверя, чье он носил название, когда лютою морозною ночью щелкает он на перепутье кровожадными зубами, чуя близость свежего мяса. Они должны будут подчиниться его слову, его воле, его неустранимой логике, он возьмет верх, он станет во главе движения, вопреки всему тому неизвестному для него, чему очевидно подчинялись они до сих пор… У него денег нет: «отняли, проклятые!», скрежетал он, вспоминая об этом. Все равно, он у того же Троженкова возьмет. Лишь бы добраться скорее… «В Липецк, в Липецк!..»

Нервы расходились у него страшно. Оконечности ножных пальцев сводило каким-то невыносимым судорожным замиранием, в виски била кровь до боли… «Ну вздор, справиться с собой надо», – решил он, вскакивая с постели и принимаясь опять шагать в своих неслышных туфлях, держась ближе к стене, чтобы не попасть под угол зрения часового, расхаживавшего по коридору… «Добрую высыпку надо задать до вечера», – сказал он себе, приведя себя наконец ходьбой в несколько более спокойное состояние.

Он действительно лег и заставил себя уснуть. Солнце заходило за темно-лиловую грозовую тучу, когда он проснулся. Собиралось ненастье… «Отличное дело!» – блеснуло тут же в голове арестанта. Камера его начинала уже утопать во мраке. Сквозь окно из-за прогалин шуршавшей под ветром шагах в пятидесяти от больничных зданий рощи инде сверкали узкие багровые полоски заката. Глухой гул далекого еще грома доносился по временам до чуткого слуха «Волка» сквозь затворенные оконные рамы… «Не замазаны ли они? – пришло ему вдруг на мысль. – Как это я до сих пор не проверил!»

И, быстро вскочив, он кинулся к окну, но тут же остановился. «Нет, погодить маленько, когда совсем темно станет».

Он опять лег… Но нетерпение превозмогло. Он подкрался к окну, ухватил обеими руками задвижки сверху и снизу, потянул к себе… Рама подалась, слабо вязгнув заржавленными петлями… Он быстро притворил ее и прыгнул к кровати: сквозь стекло двери косым лучом падал в камеру свет только что зажженной керосиновой лампы на стене коридора противоположной его двери… «До окна не добегает», – с новым радостным ощущением заметил «Волк».

Замок двери щелкнул в то же время. Он уже лежал на своей койке, скорчившись, и глухо охал, как бы пересиливая боль.

Вошел фельдшер с мазью и склянкой какой-то невинной микстуры.

– Помазать вам еще? – спросил он сонным голосом.

– Ах, не трогайте, я только что покойно улегся, как бы чуточку полегчало… Оставьте, если можно, я сам потом могу… Не беспокойте себя.

– Извольте, я могу и оставить, – равнодушно проговорил тот опять. – Свечу вам принести?

– Пожалуй, только я спать хочу… Вы мне спичек оставьте…

– Могу…

– Послушайте, – начал опять «Волк» стонущим тоном, – нельзя ли попросить этого часового… Спать не могу, как начнет он ходить, точно меня в больное место ножом тычет.

– По должности своей ходит, нельзя, – пропустил фельдшер сквовь зубы, – a, впрочем, я скажу… Коли вам какая надобность, так тут у вас в стене у койки звонок к сторожу, – добавил он, зевая, – придет.

– Хорошо, мне бы только уснуть скорее…

Он остался опять один. В коридоре шаги часового замолкли: он уселся с ружьем в руке на стоявшую там скамью. Раскаты грома все чаще и все ближе рокотали за окном… Арестант лежал на кровати, на спине, с закинутыми за голову руками. Время неслось, a с ним и тысячи мыслей, образов, представлений мелькали в мозгу его, и ему казалось иной раз, что целые часы успели пробежать с минуты ухода фельдшера… Но нет, он знал, что часовые сменяются каждые три часа и что при новой смене могут к нему войти для удостоверения, что он тут действительно. Надо поэтому дождаться ее, и там уже, когда новый часовой уходится и присядет, как этот…

Вот и она, смена. Топот тяжелых шагов, лязг опускаемых ружей раздались за дверью. Она отворилась на миг, мелькнуло чье-то лицо, и струя света добежала до лежавшего, заставив его невольно прижмурить глаза, – и все исчезло затем, дверь защелкнулась опять; новый часовой зашагал мерным, увесистым шагом, с регулярностью маятника застилая теперь тенью своей чрез каждые полминуты тускло светившее сквозь стекло двери пламя лампы в коридоре. «Когда-то он еще уходится, как тот, которого сменил он… a там, в роще, уже ждут, приехали, наверное…»

Оглушающий удар грохнул словно над самою больницей, и крупный ливень вслед за ним, сопровождаемый внезапным порывом вихря и дребезжащими отгулами грома, зазвенел в стекла окна.

«Самое время!» – пронеслось в голове «Волка»… Он подбежал к окну, дернул за задвижки – и едва удержал в руках раму от ударившего в нее напора ветра. Одно из стекол треснуло, слабо звеня…

Он быстро обернулся, тревожно устремив взгляд в круглое оконце двери… Но там, за ним, все тою же регулярною походкой, то застилая, то открывая вновь свет коридорной лампы, прохаживалась автоматическая фигура часового.

Вихрь тут же стих, словно разбитый в прах неотразимою силой ливших с неба потоков…

«Волк» отворил теперь рамы на обе половины. Он стиснул вынутую им из сайки узенькую пилу, укрепленную на твердом стальном стержне, между тем как каменные зубы его пережевывали в мякоть сунутые им в рот найденные в сайке записки. «Спилить края, а там сами догнутся», – сказал он себе, пробуя рукой степень устоя одной из продольных полос решетки окна и чувствуя в этой руке как бы прилив такой силы, которая погнула бы и не такое препятствие.

Пила завизжала по железу сквозь шум дождя, обливавшего его снаружи своими брызгами… «Услышит!..» Он вспомнил о мази, оставленной ему фельдшером, прыгнул к столику и, зажав пузырек в руке, вернулся к решетке.

Свет из дверного оконца как бы мгновенно померк. Он живо обернулся. «Лампа погасла».

Нет, она светила, но между ею и окном он различил лицо часового, вглядывавшегося в его камеру… «Волк» быстрыми шагами, наклонив голову, приполз к своей кровати, сел и принялся усиленно кашлять.

Звук этого кашля достиг слуха любопытствовавшего солдата и успокоил его, по-видимому. Он отошел от двери, а затем шаги его и совсем смолкли… «Уходился!» И мгновенная усмешка зазмеилась по безобразным губам арестанта.

Смазанная скипидарным маслом пила действовала отлично. Чрез несколько минут одна из вертикальных полос решетки была снизу подпилена. «Волк» надавился на нее всею силой своих железных мышц. Она подалась, крякнула и, скользнув в его руке, грохнулась оземь с расщепившимся деревом обшивки, в которую вбита была вверху… «Волк» глухо и язвительно засмеялся про себя: «Из гнилья строили, а земские денежки в карман себе