Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

Четверть века назад. Книга 1 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Он прошел в бывшую комнату Надежды Федоровны, куда ранее его удалился старик-смотритель, и сидел теперь у окна, воззрясь вдаль, в сад, залитый в эту минуту багрянцем вечерней зари, и так всецело погруженный в это зрелище, что и не заметил, не слыхал шагов входившего князя. Он вполголоса бормотал что-то про себя.
Князь Ларион опустился на стул в глубине комнаты, машинально прислушиваясь. Старик читал старинные стихи Жуковского:
– 3-Есть, нам обещают,
Где-то лучший край.
Вечно молодая
Там весна цветет!
Для тебя иная
Там, в долине рая,
Снова жизнь блеснет-3…
– «Там!» — громко повторил князь Ларион, в порыве неудержимого раздражения, – что мы знаем об этом! Мы знаем только, что здесь от нас уходит безвозвратно неповинная жизнь…
Старик быстро обернулся на звук этого голоса… Юношеские глаза его загорелись каким-то вдохновенным пламенем. Он вытянул руку, указывая на пламеневшее в огнях заката небо:
– Как это вечное солнце угасает здесь, чтобы загореться лучезарно над другим миром… И не каким-нибудь отцом Церкви сделано это превосходное сравнение: «великий язычник» Гёте[61] нашел его, ваше сиятельство!..
Он вдруг разом смутился и замолк, отвернувшись лицом к раскрытому окну… Смутился словно за ним и князь, нахмурился и опустил голову… Оба они бессознательно, против воли, вымолвили громко то, чего внутренно допустить никто еще из них не хотел, против чего возмущались они оба душой, как бы против какого-то неслыханного, невозможного, недопустимого насилия… Обоим им словно страшно стало от этих, Бог весть как, вырвавшихся у них слов.
Так просидели они долго, молча и не глядя друг на друга, пока не раздались в коридоре шаги выходившего от княжны Овера.
Князь поспешно встал и пошел ему навстречу.
– Зайдемте сюда, Александр Иванович, – сказал он, вводя его в ту же комнату Надежды Федоровны. – Ну, что? – примолвил он с усилием.
Тот вскинул на него на миг свои проницательные глаза.
– Прямой опасности в настоящую минуту я не вижу, – начал он, помолчав, – в особенности, если никакого повода к новой коммоции5 не будет ей дано извне, моральными опять-таки причинами… Но в полости сердца не ладно, не ладно! – повторил он, хмурясь. – Скрывать от себя этого нельзя…
– И ваша медицина не имеет против этого средств? – невольным упреком зазвучал голос князя Лариона.
Опытный и умный московский практикант только плечом дернул:
– Eh, mon cher prince, la chirurgie c’est quelque chose, – la medicine ce n’est rien6!..[62] Надежды в настоящем случае надо возлагать не на нас, эскулапов, а на молодость пациентки… Молодость – необыкновенный врач и производит иногда совершенно невероятные целения. Молодость и счастие, – добавил он, – отсутствие душевных забот, страданий…
– Вы, надеюсь, не забудете это сказать моей невестке? – молвил князь Ларион.
– Непременно, непременно и сейчас же!..
Он направился к двери.
– А насчет гигиены княжны не будет никаких предписаний? – вскинувшись с места за уходившим, спросил смотритель, жадно прислушивавшийся все время к разговору.
Овер с некоторым недоумением посмотрел на него.
– Господин Юшков, – поспешил назвать его князь Ларион, – о котором я уже имел случай говорить вам.
– Ах, да, и княжна сейчас тоже говорила мне… Вы привели ее в чувство и внушаете ей большое доверие. Это очень хорошо и всегда полезно больному…
Он взял старика под руку и повел его по коридору, сообщая ему о том, что предписано было им Лине.
Отпустив его с этим к ней, Овер обратился к князю.
– У нее какая-то удивительная, необыкновенная красота, у вашей племянницы… La beauté d’une inspirée7, – сказал он в объяснение своей мысли.
– Это меня пугает, – глухо проговорил князь Ларион, – у нее какие-то прозрения, что-то вроде галлюцинаций…
– В этих болезнях явление это довольно обычно, – сказал Овер, – нервная система делается особенно восприимчивою, чуткою и…
– Да, это я так и понял, – перебил его князь, видимо обрадованный этим объяснением. – Я еще одного боюсь, Александр Иваныч, – заговорил он через миг опять, – первого свидания ее с молодым человеком… Не произведет ли это опять на нее коммоции, как вы говорите?
– Вы предварили ее, что она его увидит?
– Да, я ей сказал.
– Хорошо сделали… А когда он приедет, надо будет опять приготовить ее к этому, дать ей время освоиться с мыслью, что она его увидит сейчас. Я надеюсь, что сойдет совершенно благополучно… Сколько мне известно, по крайней мере, счастие никого не убивало! – засмеялся он в заключение, спускаясь по лестнице с князем в бельэтаж.
Аглая Константиновна ждала их в своих внутренних апартаментах. Зяблин, увидев входивших, тотчас же исчез (он постоянно, когда только мог, избегал находиться в обществе князя Лариона).
– Eh bien, cher docteur8? – заголосила она, идя навстречу Оверу.
– Eh bien, princesse9, – начал он с-оника, – ваша дочь страдает серьезно сердцем, а чтоб избежать могущих произойти от этого… весьма печальных последствий, надо прежде всего устранить те моральные причины, которые вызвали, например, ее третьягодняшний припадок… Я не имею права вмешиваться в семейные дела и тайны, но почитаю своим долгом медика предупредить вас, что исцеление княжны можно ожидать единственно тогда, quand elle se sentira moralement satisfaite et heureuse10, – примолвил он для большого эффекта на нее по-французски.
Аглая растерянно захлопала глазами.
– Mais, mon Dieu! cher docteur, je ne pense qu’a son bonheur11! – слезливо пролепетала она, испуганно косясь в то же время на князя Лариона, безмолвно стоявшего против нее и глядевшего на нее неотступным, прожигавшим ее взглядом.
– Я не сомневаюсь в этом, княгиня, – возразил Овер со всею свойственною ему светскою любезностью, – как и не сомневаюсь в том, что вы для счастия вашей дочери желаете того же самого, чего и она желает… В противном случае, повторяю, ни за что поручиться нельзя!
– Mais il faut la traiter contre son mal, cher monsieur Auvert12! – испуганно вскрикнула на это умная маменька. – Я знаю, что вы сами не можете 13-à cette distance, mais je vous supplie прислать нам из Москвы хорошего доктора, который все время был бы при ней… Je ne me fie pas du tout à ce vieux monsieur, которого Бог знает откуда взяли, et dont ma fille s’est engouée-13…
Глупость этой женщины начинала раздражать Овера.
– Об этом мы уже уговорились с князем, beau-frère’ом вашим, – перебил он ее, – завтра же я вам вышлю
