Сто провальных идей нашего лета - Екатерина Геннадьевна Боярских

Оттого ли, что в эпизоде фигурировала еда, или оттого, что были мы очень зажигательны, к нам спонтанно присоединились мальчик с веснушками и девочка с синими от холода губами. Это были лучшие зоки, которых я когда-либо видела. Окружив Агату, они смотрели на неё и говорили: «Зок, делись!» И в душе Агаты произошёл переворот. Она сказала:

— Слушайте, зоки! Слушайте меня все! Я знаю, чем кончится эта история. Я разделю колбасы!

И делила их, и протягивала... и отдёргивала руку, и вновь прижимала их к сердцу, прощаясь. А я только об одном просила вселенную — чтоб не кончилась батарейка в фотоаппарате со стразами.

В идеальную форму воплотила Агаша свои страдания по колбасам.

На обратном пути никто не бился о железную бутылку. Никто не хотел немедленно стирать окровавленные носки, не проклинал плохую идею поехать на озеро. Девочки пели и смеялись. Они смеялись и пели, господи, они радостно орали, и я думала — только бы не забыть, как они смеются, только бы не забыть всё это через тридцать, через сорок, через сто — лет и жизней. Память самоценна для меня. Она ни для чего, для неё всё. Всё ради неё. Ради того, чтобы сохранить эту рыжую дорогу под колёсами, сосны, смех на заднем сиденье, когда этого уже не будет. Когда этого уже нет.

Гримпенская трясина

Остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно... На этих словах я заложила «Собаку Баскервилей» закладкой, разрисованной незабудками, и поехала в гости к Сашке, чтобы заманить её на болото в дневное время, когда силы добра неистово торжествуют. Я давно об этом мечтала. Сашка живёт в Ново-Ленино, и почему она до сих пор не исследовала знаменитые ново-ленинские болота и не пригласила меня на них сама — загадка. Наверное, её отвлекло материнство. Но я сделала ей предложение, от которого невозможно было отказаться, — материнство на болотах. Болота освежают материнство, материнство озаряет болота. Поэтому мы взяли младенца, собаку-самурая, тяжеленную коляску и гигантский фотоаппарат и двинулись сначала через парк.

Парк был полон наглых белок. Белки вели себя странно — так, как будто слово «собака» читали только в книжках, а собака-самурай — это белка, своя среди своих. Гигантская, ослепительно белая белка аномального телосложения, с маленькими недобрыми глазками. Они разглядывали собаку в деталях, спускались с деревьев, зависали перед его мордой и цокали одобрительное. Количество белок зашкаливало, качество, естественно, тоже. Парк полон был солнечным светом, ухоженными, приличными молодыми матерями с тихими детьми и маленькими адекватными собачками. Мы, признаться, на этом фоне сильно выделялись по всем пунктам. Но нам было хорошо. Сашка играла со мной в европейскую осень. Надо было притвориться, что мы гуляем по Мюнхену, и вести друг с другом светскую беседу на тему «как хорошо, что в этом сентябре мы смогли выбраться в Европу... и даже с собакой (собака в этот момент истерично завывала с белочкой дуэтом), и даже с коляской (переднее колесо коляски научилось вращаться самопроизвольно, на 360 градусов, поэтому за траекторией следовало следить)». Воображаемая Европа была прекрасна — этот тихий свет будущего, эта даль, лучезарность покоя.

Потом мы достали мыльные пузыри и стали искать зелёную полянку для фотосессии младенца в пузырях. Ключевыми навыками были признаны два — вовремя заметить за зелёным покровом идиллии яму-ловушку и не сесть в дерьмо, причём последний навык был признан ключевым как для фотографа, так и для модели. Потом мы баюкали младенца, который презрел пузырь во имя вскармливания. Заодно приходилось баюкать и собаку, потому что наш песец кидался на каждого йоркширского терьера, а лай не очень колыбелен.

Наконец мы положили усыплённого младенца в коляску, и я стала манить Сашку на болота. Я хотела пойти туда по центральной улице, но Сашка сказала, что это неспортивно, и завлекла меня в буи — как я теперь уже понимаю, она превентивно мстила за болота. Мы шли по невероятным, таинственным буям, и Сашка флегматично рассуждала, что болота всем прекрасны, но, насколько она видела из автобуса, местность там очень открытая и в туалет, если что, сходить будет негде, а она заинтересована в том, чтобы было где. Она была так убедительна, речь её — так выразительна, что в туалет немедленно захотела я. Я полезла за гаражи, в заросли черемухи, и столкнулась со сплоченным кругом бомжей. Когда бомжи сказали «Здравствуйте...», я похолодела, потому что поняла, что и тут рискую услышать самую страшную на свете фразу: «Здравствуйте, Екатерина Геннадьевна! Помните, тудыть налево, как Вы учили нас русскому?» Сашка от похода в заросли отказалась. «Это твой конёк, — сообщила она. — А я не заинтересована». Её позиция была для меня ударом, но потом стало понятно, что это она превентивно мстила мне за болота, и всё сразу встало на свои места.

Мы шли и шли — и вышли к мосту, за которым лежала трясина мечты. На мост вела крутая лестница. «Мы никак его не перейдём, — заключила Сашка. — Но я разведаю». И ушла вдвоём с собакой, красивая и свободная, как будто молодая мать я, а не она. Я тем временем стала втаскивать коляску со спящим младенцем по ступенькам на мост — возвращаться после всего пережитого было глупо. Тут появилась Сашка и сказала, что надо стаскивать обратно, потому что мы сейчас великолепно пройдём и под мостом. Если бы я в тот момент поняла, что она превентивно мстит мне за болота, может, я бы сберегла хоть какой-то процент поясницы. Но я стащила коляску и подвезла её под мост. «Только она тут не проедет, — внезапно сообщила Сашка. — Поволокли! Подхватывай!» Мы подхватили и поволокли. Под мостом были камни, затянутые сеткой. Экспириенс был экстатичен. «Что ж, Сашка, — решила я процитировать Мураками, — свяжешься со мной — и сразу столько хорошего! Могла бы уныло, без огонька сидеть дома. А ты вместо этого протаскиваешь коляску под мостом!» Собака активно стремилась двинуть вплавь и выдернуть нам руки поводком, а гигантский фотоаппарат бил меня по крепкому бедру. «Ничего, — утешала меня Сашка, — я вижу впереди просторы почвы!» Обещанье почвы не сбылось. Почва, я бы сказала, оказалась кочвой, настолько богата она была кочкой 3D. Мы понесли коляску дальше, стараясь не вспугнуть сон младенца.

Достигнув дороги, Сашка побледнела. «Я их боюсь!» — сказала она, нервно оглядываясь. Нас окружали коровы. У них явно были намеренья. «Я, если что,