Дни убывающего света - Ойген Руге

строго-настрого запрещено спускаться в бункер. Старшие всё равно спускаются. И малыши. Когда Александр зашел в бункер, из глубины выглянул призрак — одна лишь голова, с пунцовыми щеками. От ужаса у Александра волосы встали дыбом. Он молча кинулся к выходу.

Не запрещено, но как-то и не разрешено — играть с Ренатой Клумб в наездника и коня. Она должна лечь в траву, животом вниз, задрав юбку. Он садится сверху. Двигаться в этой игре Ренате не положено. Хватит того, что в некоторых местах они соприкасаются кожей.

Наелись с Матце зеленых яблок. А потом — понос.

Катрин Мэлих защемила пальцы в лежаке.

В песочнице у Хофманнов строятся города для красноклопов. Их сейчас масса. Камни нагреты солнцем, они сидят на них, неподвижно, кучами.

И когда лето окончательно замирает, когда дни больше не трогаются с места, когда время, несмотря на все обещания, перестает идти, а Александр уже почти забыл, мама говорит:

— На следующей неделе мы едем к бабе Наде.

— На следующей неделе, — сообщает Александр, — я поеду в Советский Союз.

Ахим Шлепнер делает вид, что его это не впечатлило.

— Советский Союз — самая большая страна в мире, — говорит Александр.

Но Ахим Шлепнер возражает:

— Америка больше.

Путешествие в зеленом вагоне. Спальном вагоне, уютном, как домик на колесах. Еще можно заказать чай. На стаканах нарисован Кремль. Вокруг Кремля кружится маленький спутник.

В Бресте смена колес. В Советском Союзе колея шире.

— Правда же, мама, Советский Союз — самая большая страна в мире.

— Да, конечно.

Он ничего не помнит. Но ему всё знакомо. Даже запах московских такси — смесь слегка подгоревшей резины и бензина. Казалось, что вся Москва пахнет, как такси.

Красная площадь: очередь перед Мавзолеем.

— Нет, Сашенька, у нас нет времени.

Зато эскимо. И простокваша с сахаром.

Метро гигантское. Он немного боялся эскалатора. Еще больше дверей.

Затем еще три дня на поезде. В Свердловске пересадка. И еще полдня. И, наконец, Слава.

Вокзал располагался за чертой города. Их встретил джип, объезжавший, сильно петляя, ямы на дороге. Не ямы — кратеры.

Поселок. Дощатые заборы. Дома из бруса. И каждый выглядел так, как будто в нем могла жить баба Надя.

Водитель посигналил, баба Надя вышла за порог.

— Почему баба Надя плачет?

— Потому что радуется, — сказала мама.

Дом был маленький. Кухня, комната. Посреди дома — печь. На печке спала баба Надя. Мама и Александр — на кровати.

Двор: баня, сарай. Черно-белую собаку на цепи зовут Дружбой. «Дружба» значит «Freundschaft». Freundschaft лаяла. Цепь громыхала. Баба Надя ругалась:

— Дружба, заткни пасть!

Буренку звали Марфой. Свинью — просто свиньей. Как Вильгельма — просто Вильгельмом.

Свинью он боялся. Когда ее выпускали, она носилась по двору и визжала. И Дружба тоже боялась свинью. Зато Дружбу можно было не бояться. А гулять с ней. Вообще всё было можно. Можно было залезть на крышу. Можно было бродить по огромным лужам. Только вот в лес нельзя.

— Ни шагу в лес, — сказала баба Надя.

Ведь в лесу заблудишься. Волки сожрут.

— И останутся от тебя только рожки да ножки, — приговаривала баба Надя.

— Ну перестань, — обрывала ее мама.

Но в лес ходить не разрешала.

— Там и мошкара может сожрать заживо, — говорила она.

Но он не верил в это. Уж скорее волки.

Очень интересно брать воду из колодца. У бабы Нади была своего рода вешалка, ее клали на плечи, слева и справа прикреплялись ведра, и они отправлялись по воду. Ближайший колодец был недалеко. Ведро вешали на крючок. Вниз оно опускалось само. Александру разрешали крутить ручку, чтобы вытащить его.

Раз в неделю привозили хлеб. Тогда в магазинчик выстраивалась большая очередь. Каждый получал на руки три булки хлеба. Александр тоже. На троих они получали девять булок. Каждая стоила одиннадцать копеек. Три булки они съедали сами, шесть отдавали корове. Размоченные в воде. Корова чавкала. Ей нравилось.

Электричество у бабы Нади было.

Газа не было. Баба Надя варила всё в печи. Чтобы попить чай, растапливали самовар. Черный чай — утром, в обед, вечером. Самовар гудел. Баба Надя играла с ним в подкидного дурака.

Вечером пришел гость — Петр Августович, в галстуке и костюме. Странный человек, худой и старомодный. Целовал маме руку.

— Позор какой, — сказала мама бабе Наде, — ведь Павел Августович учился в консерватории.

— Что поделаешь, — ответила баба Надя. — Бог так распорядился.

В другой раз пришли бабушки в платочках. Пели до ночи. Сначала веселые песни. Тогда они хлопали в ладоши, некоторые даже плясали. Потом грустные песни. Тогда плакали. Под конец все обнимались и вытирали слезы.

— Жалко, — сказал Александр, — что дома мы не живем все в одной комнате.

Снова дома. Во второпятницу к бабушке, теперь ему есть что рассказать.

— Мы пять дней ехали на поезде.

— Это очень интересно, — сказала бабушка. — Но давай ты расскажешь всё это позже, во время ужина, тогда и Вильгельм послушает. Вильгельму тоже будет очень любопытно.

От такого предложения ему стало несколько не по себе. Бабушка его подбодрила:

— Мы сделаем так: я скажу ключевое слово, и ты начнешь.

— Ключевое слово?

— Например «Советский Союз», — объяснила бабушка. — Я скажу, например, «я бы с удовольствием провела отпуск в Советском Союзе!» Для тебя это ключевое слово.

Вильгельм плюхнул масло на хлеб.

— Индейцы, — объяснил он, — сегодня беднее бедных. Порабощены, эксплуатируемы, лишены своей земли.

Бабушка сказала:

— В Советском Союзе нет эксплуатации и порабощения.

— Это понятно, — сказал Вильгельм.

Бабушка посмотрела на Александра и сказала еще раз:

— В Со-ветс-ком Со-ю-зе нет эксплуатации и порабощения!

— Ах да, — сказал Вильгельм, — ты же как раз был в Советском Союзе. Расскажи-ка!

Неожиданно в голове у Александра стало пусто.

— Ну что еще, — спросил Вильгельм, — ты чураешься простых людей?

— У бабы Нади, — сказал Александр, — вода из колодца.

Вильгельм откашлялся.

— Ну, хорошо, — сказал он, — может быть и так. Когда мы были в Советском Союзе, помнишь, Лотти, даже в Москве еще были колодцы. В Москве, представь себе! А сегодня? Ты же был в Москве, да?

Александр кивнул.

— Ну вот, — сказал Вильгельм. — А когда вырастешь, тогда во всём Советском Союзе не надо будет носить воду из колодца. Когда ты станешь как папа, тогда уже в Советском Союзе наступит коммунизм — и, возможно даже, во всём мире.

То, что все колодцы отменят, Александра не слишком обрадовало, но он не хотел разочаровать Вильгельма еще раз. Поэтому сказал:

— Советский Союз — самая большая страна в мире.

Вильгельм кивнул довольно. Посмотрел на него