Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Гену она застала в комнате Маши, куда только недавно переставили детскую кроватку. Муж склонился над спящей дочерью и блаженно ее рассматривал. Картинка была идиллическая, и у Ларисы мгновенно потеплело на сердце. Произошедшее с Кантемиром начало медленно таять в сознании, ей даже стало немного стыдно, как будто она изменила мужу. И все же перед сном она решилась завести разговор о столице, почти ни на что не надеясь.

– Генаш, меня приглашают в Москву на кастинг.

Гена приподнялся на локте и насупился.

– Какой еще кастинг?

– Приехал московский режиссер, помнишь, мы завтра идем с тобой на спектакль? Так вот, он сказал, что у меня очень подходящее лицо.

Гена хмыкнул и почесал затылок.

– Но ты же только получила отличную роль в новом спектакле? На кого ты оставишь годовалого ребенка? И на сколько собралась уехать?

Лариса пододвинулась поближе к Гене и приобняла его за плечи.

– Да вовсе роль не отличная, а глупая, пошлая, второстепенная! И все, что здесь ставят, пустое, бездарное! Я бы поехала буквально на недельку, ну, может, на две, остановилась бы у Любы, а потом, может, моталась бы иногда…

Гена отстранился.

– Но до Москвы лететь восемь часов! Разница во времени! Как я могу отпустить тебя одну в такой большой город? Что скажут мои друзья?

Лариса была повержена. Она понимала, что нет смысла спорить дальше. А муж не унимался.

– Ребенку нужна мать. Послушай, ну давай она хотя бы в садик пойдет… – Гена смягчился и провел пальцами по кружевному краю Ларисиной комбинации. – Да, в садик пойдет, и там вернемся к этой теме. Может, даже вместе полетим, и я буду ждать тебя с кастингов, как верный фанат. А если тебе нужны главные роли, так я помогу, все знают, что у театра большие финансовые трудности, стоит моей фирме проспонсировать ремонт каких-нибудь гримерных, и тебя назначат на любую роль, какую захочешь. Скажешь ставить «Вишневый сад», поставят «Вишневый сад».

– Да, Генаш, конечно. Ты прав.

Гена погасил свет и тут же захрапел. Лариса тихонько проплакала в подушку до двух ночи, пока не услышала хныканье дочери в соседней комнате. Укачав Машу, наконец успокоилась, свернулась калачиком на диване в детской и так и проспала до утра.

11 (Ангелина)

На следующей неделе, когда Ангелина развешивала бесконечное постиранное белье, Григорий Витальевич явился воодушевленный, с черным целлофановым пакетом, который крепко прижимал к груди.

– Ну, Ангелинк, кажется, доверили мне настоящее дело.

Отец осторожно положил пакет под письменный стол в гостиной, как будто боялся потревожить живое существо, сидящее внутри, даже с какой-то нежностью накрыл сокровище пледом и пошел мыть руки. Пока журчала вода в ванной, Ангелина осторожно заглянула под плед. Во рту пересохло. В пакете лежали плотные пухлые пачки зеленых купюр. Гена обычно передавал ей несколько таких «франклинов» раз в две недели – на Марту. Вид американских банкнот обычно вызывал в Ангелине детскую радость, но сейчас пачки, схваченные цветными резинками, отчего-то показались неприятными.

– Пап, это что?

– Выручка. Сева отправил к менялам, пойду после обеда.

Ангелина сглотнула.

– С такой суммой? По улице, в наше время? Давай я хоть с тобой схожу?

Григорий Витальевич почесал седой затылок.

– Не выдумывай, я маленький, что ли? А ребенка ты с кем оставишь? Я… мне… мне охрану дадут от фирмы, они меня проводят!

Вся эта история заставляла нервничать. Из спальни донеслось негромкое призывное хныканье Марты. Ангелина поспешила к кроватке, наполняясь тревогой. Что за глупое поручение для отца придумал Гена?

– Охрану? Точно, пап? – крикнула Ангелина из спальни.

– Да-да, говорю же, сопровождение будет.

Григорий Витальевич взял тарелку с рисом и котлетами из кухни и устроился обедать около пакета, словно боясь оставить важного гостя. Ангелина с Мартой подсели к отцу, и годовалая девочка крепко вцепилась в рукав дедовой рубашки, точно намереваясь никуда его не отпускать.

– Ну-ну, Мартышок, у деды важные дела сегодня, – пробормотал Григорий Витальевич с набитым ртом, оперативно запихивая в себя остатки котлеты.

Оставить ребенка действительно было не с кем. Ангелина нехотя помогла Григорию Витальевичу освободиться от крепкой хватки Марты, которая тут же принялась кричать и хватать маленькой ручкой воздух. Как будто нехорошее предчувствие было не у одной Ангелины.

Отец спрятал пакет под рубашку, которую заправил в брюки, туго затянув ремнем. Сверху он надел заношенное зимнее клеенчатое пальто, хотя сентябрь стоял теплый, и люди ходили в футболках.

– В полной сохранности! – Григорий Витальевич похлопал себя по животу, беременному сотнями портретов Франклина. – Все будет нормально.

– Может, все-таки пойти с тобой? – Ангелина нахмурилась и покрепче перехватила Марту, готовая взять с собой ребенка, если придется.

– Мартышок пока у нас маловат для таких прогулок, да, пуговка? – Григорий Витальевич дотронулся пальцем до носа Марты, отчего та радостно разинула рот, показывая недавно прорезавшийся зубик. – Я туда-обратно. – Григорий Витальевич решительно дернул ручку входной двери.

У Ангелины сжалось сердце. С Мартой на руках она подошла к окну и наблюдала, как отец, неуклюжий в своем пальто не по погоде, со своей опасной ношей под рубашкой, пересекает двор. Никакой охраны. Может, крепкие братки от фирмы поджидают где-то на ближайшем перекрестке? Перед тем как скрыться за углом, отец утер пот со лба. Конечно, он уже сварился в этом скафандре, не пройдя и ста метров.

Ангелина пыталась заниматься домашними делами, но все валилось из рук. Кипятя посуду, разбила стеклянную бутылочку и чуть не ошпарила ноги. Протирая кафель, опрокинула полку с шампунями, которые посыпались с глухими хлопками в ванну с кривоватым дном. Сколько времени нужно, чтобы поменять деньги, отнести их в офис и вернуться домой? Сорок минут? Час? Полтора? От резкой трели дверного звонка Ангелина вскинулась, ударившись о дверцу открытого шкафчика, в котором хранились чистящие средства. Морщась и потирая темечко, ринулась в прихожую.

– Бегу!

Уже вернулся? Ну слава богу! Но в дверном глазке белела лысина соседа Толи, отражая лампочку, низко свисавшую с потолка на лестничной клетке. Ангелина приотворила дверь.

– Чего тебе?

– Ой какие мы важные! Забыла, что ты моя жена по дворовым законам?

Ангелина скривилась, вспомнив нелепую сцену из детства, которую пыталась забыть. Ей пять, она только переехала в город из деревни, соседскому пацану с третьего этажа – десять. Они стоят в беседке, одноклассница Толи из дома напротив играет роль сотрудницы загса, у них свадьба. Толя подарил Ангелине квелый букетик сирени, она ему – найденного у помойки резинового зайца, изрисованного синей шариковой ручкой. Изнутри на крыше беседки нарисовано солнце, оскалившее жуткую языческую рожу. После того как их пискляво объявили мужем и женой, Толя отвел Ангелину в подъезд, на самый верх, к запертой лестнице на чердак, где показал отросток между ног. У него текло из носа, очки с толстенными стеклами висели криво. Ангелина в ответ быстро спустила шорты вместе с трусами и тут же натянула обратно. Вероятно, тогда она подумала, что некрасиво оставлять такой жест без взаимности. Теперь казалось странным, что пятиклассник Толя влюбился в нее, девчонку вдвое младше. После того дня «невзаправдашние» супруги практически не общались. В средних классах Ангелина даже решила, что у Толика какая-то задержка в развитии. Случайно встречаясь с ней в подъезде, он лишь невнятно мычал.

– Ну я же не с пустыми руками! – Толя продемонстрировал связку бананов и коробку экзотических чокопаев, завезенных из Южной Кореи через Китай.

Бананами и чокопаями в то время разбрасываться было не принято. Ангелина нехотя пригласила соседа войти. Толя радостно шмыгнул носом. Где теперь эта девочка из дома напротив? Сможет ли она провести процедуру развода по дворовым законам, или так и придется терпеть своего сопливого воздыхателя с детства до глубокой старости?

– Ну и развалюха ваш диван, сейчас треснет подо мной! – сосед беззлобно рассмеялся, откидываясь на спинку и поглаживая небольшое пивное брюшко.

Ну что все заладили с этим диваном, будто вся жизнь вокруг него крутится, свет вот на нем клином сошелся, никаких других