Монгольский след - Кристиан Гарсен

Снова присев, она углубилась в созерцание танца чаинок в светлой воде.

— Скажи-ка, Ванлинь, — произнесла, не поднимая глаз.

— Что?

— Зачем ты рассказываешь мне все это, ну правда? Твои соседи, твой приятель, сновидения о них… Чтобы убедить меня поехать с тобой на берега Байкала? Кстати, когда — через две недели, через три? Это так?

— Лучше бы через две, — тихонько сказал он.

— Лучше бы через две. Значит, две, понятно. То есть, очень скоро, хотя у меня, в чем ты, может быть, сомневаешься, запланированы дела, проекты, встречи по работе, вечеринки, множество вещей, о которых условилась со множеством друзей. Короче говоря, ты хочешь, чтобы я очень скоро все бросила и уехала с тобой за две с половиной тысячи километров отсюда…

— Там всего две тысячи, не больше, — скромно возразил Ванлинь, пожимая плечами.

— За две тысячи километров отсюда, без ясной цели, просто потому, что тебе приснилось какое-то озеро — не факт, что Байкал, нет, просто озеро, насчет которого ты убедил себя, что, во-первых, это был Байкал, а во-вторых, что тебе позарез нужно там побывать. И ты столько всего наговорил мне только потому, что не очень хочется ехать туда одному? Я правильно поняла?

Чэнь-Костлявый переступил с ноги на ногу, изучая мыски своей обуви.

— Похоже на то, — признал он.

Сюэчэнь поставила чашку и посмотрела ему в глаза.

— Послушай, Ванлинь, и скажи мне честно: тебе нужно, чтобы я дала тебе ясный ответ?

Чэнь-Костлявый немного поколебался. Холодный взгляд сестры смущал его. Сглотнул слюну.

— Знаешь, конечно… — он снова пожал плечами, — хотелось бы услышать…

Сюэчэнь бросила на него недоверчивый взгляд. Ей не удавалось понять, нарочно он так себя ведет или нет.

— Мне было бы очень приятно, если бы ты согласилась отправиться со мной, — продолжил он, надеясь задобрить сестру.

Она посмотрела на него устало. Самое невероятное, что этот придурок — ее старший брат.

— Итак, ответь, — попросил он, широко улыбаясь, — ты ведь составишь мне компанию?

Несколько мгновений она сидела, разинув рот и тараща глаза. Затем резко поднялась со стула.

— Ты это нарочно, — заключила она, выходя из комнаты.

Ванлинь с несчастным видом смотрел ей вслед, спрашивая себя, что же он не так сказал или сделал.

4. Второй сон Чэня-Костлявого, с эпизодическим участием кого-то постороннего

Чэнь-Костлявый проснулся и хрюкнул. Он совершенно не помнил, как и когда оказался там, где спал, почему раскалывается от боли голова и мучает ощущение, что его все бросили — и люди, и боги — на каком-то пляже, причем песок настолько черный, какого он в жизни не видал. Лежал он, похоже, на берегу просторной бухты с едва различимыми краями. Нужно сказать, что уже стемнело и тонкий серп холодной луны сбрызнул всё вокруг (вытащенную совсем рядом на берег лодку, гребешки волн, догонявших друг друга, несколько светлых валунов, которые он поначалу принял за крупных животных, тюленей или ламантинов, выползших, как и он сам, на берег) распушенным ореолом таинственности. Он удивился этому ощущению тайны, ведь раньше ему всегда удавалось сходу разгадать все увиденное в ночных фантазиях, а они были довольно высокого полета. Однако в этот раз не удалось. И это естественно, просто он не знал об этом — потому что одним из архитекторов той сцены сна Чэня Ванлиня, известного также как Чэнь-Крысиная-Мордочка, был я — Шамлаян. Он встал, небрежно потирая побаливающий затылок. Он совершенно не понимал, где очутился. И в какой день он попал.

Ветерок доносил незнакомые пряные запахи. К ним подмешивался привкус какой-то вони — вероятно, подсохших объедков рыбы и раздробленных ракушек. Стояла полная тишина, если не обращать внимания на мерные вздохи прибоя — почти надоедливые, весьма удачно подходящие для воссоздания образа вечности, и Чэня-Костлявого слегка ошарашила такая формулировка — слишком уж книжная, на его вкус. Потом он вспомнил, что в одном из предыдущих сновидений ему уже доводилось удивляться некоторым вроде бы собственным словам, произносившимся, однако, помимо его воли, как если бы вместо него говорил кто-то другой.

Стоя под лунной нитью накала, чувствуя себя черной тенью на черном фоне, в окружении скал и волн, продолжая потирать затылок, он попытался восстановить ход своих мыслей. Потихоньку пошел в противоположную сторону от валунов и отражавшегося от них слабого света, углубляясь в сгущающуюся тьму и понемногу привыкая к ней. Пляж оказался довольно узким, полоска черного песка простиралась меж двух пространств — между морем по правую руку и, по левую, табуном невысоких дюн, казавшихся скачущими в бесконечность, вершины у некоторых были украшены плюмажем из шелестящих растений.

«Знакомо ли мне это место? — спросил он себя. — Может ли это быть берег Байкала?»

Он сосредоточился, попытался позвать сестру, вернее — вызвать ее образ, чтобы сказала, узнаёт ли она эти места. Концентрируясь для этого, он заметил шум дорожного трафика у подножия своей многоэтажки в Пекине. В таком состоянии не следовало задерживаться надолго, иначе, чего он хотел избежать любой ценой, был риск проснуться, не разгадав тайну этого сновидения, которое так плохо подчинялось ему. На помощь сестры надеялся потому, что ему уже случалось пару раз попадать во сне в места, где она бывала, а он нет. Он призвал ее образ, но тот не явился, и эта неудача тоже показалась ему странной.

Двинулся дальше. Береговая линия вдалеке выдавалась далеко вперед — там, на самом краю, он заметил несколько неясных огней, вероятно, небольшого поселка. Везде вокруг царила непроглядная тьма, лишь тонюсенький месяц едва различимо отражался в гребешках волн. Но глаза его постепенно привыкли ко мраку, и теперь он шел вперед почти уверенно, хотя и не слишком заботясь о том, чтобы не споткнуться: он почти целиком погрузился в размышления — не только о причинах его появления здесь и самой природе этого «здесь», но также о сущности и авторстве собственных мыслей. Неожиданно в нескольких десятках метров он заметил какую-то черную груду, обрисовавшуюся на фоне черного неба: оказалось, это небольшой домик — вероятно, пустой, поскольку в нем не светилось ни огонька. Он ускорил шаг, надеясь все же найти там кого-нибудь или просто передохнуть и поразмыслить. Взошел по трем ступенькам на крыльцо и постучался в дверь — не запертая, она приоткрылась под легким нажатием пальцев.

5. Что после пробуждения Чэнь-Костлявый поведал сестре, в кои то веки слушавшей его с интересом

— Внутри там было темно и просторно, как в матке у свиньи, — рассказывал потом Чэнь Ванлинь своей сестре Сюэчэнь, — или как в лисьей поре, в стебле