Монгольский след - Кристиан Гарсен

огромного бамбука, в панцире черепахи, во вспоротом брюхе буйвола, в покинутой могиле, в желудке Пагмаджав, и я спросил себя, откуда мне взбрела в голову эта цепочка сравнений, тем более что не знаю никогошеньки по имени Пагмаджав. И тогда же услышал чей-то шепот: «Не правда, Костлявый, ты с ней знаком».

Сюэчэнь вытаращила глаза:

— Кто это был?

— Пока не знаю, ты обожди немного. Во тьме передо мной стал прорисовываться некий силуэт — ему, похоже, и принадлежал услышанный мной голос. Мои глаза понемногу приспособились к темноте, и я понял: гам был тощий старик с морщинистой кожей, с голыми тонкими ногами, похожими на сухие сучья, одет он был в распахнутую щегольскую шубу из куньего или собольего меха, на плечи ему ниспадали длинные седые волосы. Он сидел на табурете перед угасшей печкой. Комната вокруг него и в глубину оказалась огромной — намного больше, чем можно было бы предположить, увидев этот дом на берегу снаружи.

— Я совсем растерялся от поворота, который приняло мое сновидение, — сказал Чэнь-Костлявый своей сестре Чэнь-Кротихе. Как правило, и ты это знаешь, я сам провоцирую большинство ситуаций и затем управляю ими, даже когда они вдруг выходят из-под контроля — мне всегда удается направить их в нужную сторону. Однако в том доме у меня было очень отчетливое ощущение, что участвую в игре, к которой не готов. Я не мог там ни с чем совладать. Попытался выйти на другой уровень сознания — тоже не получилось. Я был словно блокирован в этом незнакомом доме непонятных размеров, которые, к тому же, менялись с течением времени, в компании старика, с которым я не знал, что делать.

«Не говори так, Чэнь Ванлинь, просто ты еще не все знаешь».

— Чьи это слова, вот эти? — спросила Сюэчэнь, едва ли не впервые проявившая живой интерес к тому, что ей когда-либо рассказывал брат. — Это он сказал, тот старик?

— Я тоже так подумал, но нет. Обожди, говорю. Тому голосу я ничего не ответил. По мере того, как мои глаза привыкали к полумраку, я стал лучше понимать, какие же гигантские размеры имела комната, в которой я находился. Позади скелетоподобного старика, сидевшего на простом табурете, открывались перспективы, будто выскакивая из тени, мебели было много, и богатой, пролеты лестницы указывали путь к невидимым этажам, а огромные двухстворчатые двери вели в другие залы, где света было больше.

— Ну просто передний покой княжеского дворца, — попыталась съязвить Чэнь-Кротиха.

— Повсюду вдоль стен, — продолжил Чэнь-Крысиная-Мордочка, — кресла, мраморные столики, стулья с высокими резными спинками, лакированные шкафы с посудой, сами стены были украшены роскошными вышивками, изображающими старинные истории, которые мы взахлеб читали подростками, например — о павильоне Ли[12]…

— А про Жэня и его лису там было?

— И «Жизнеописание Жэня»[13], и другие рассказы древних авторов. Во всяком случае, интерьер никоим образом не соответствовал домику, который я увидел на берегу. Это меня не особо удивило, ведь во сне мы легко принимаем такие противоречия. Удивило то, что несоответствие внутреннего вида наружному запланировал не я сам.

— Вы кто? — спросил я старика, который молча рассматривал меня.

— Ты можешь называть меня Ху Линьбяо, — сказал он костяным голосом. — Хотя в иных краях меня зовут где Сюргюндю…

Он был странно неподвижен. «Словно мумия», — подумал я.

— …где Кощеем Бессмертным или Бабой Ягой, где Шошаной Стивенс или…

— Так это вы нашептывали мне дурацкие комментарии?

Прервав перечисление своих имен, он непонимающе уставился на меня.

— Ну там, непрошенные подсказки, неуместные сравнения.

Я вдруг почувствовал себя мужественным и сильным. Вот точно в этот момент стал немного похож на Богарта[14] в «Касабланке» — только повыше, конечно.

Сюэчэнь раздраженно тряхнула головой.

— Ты недооцениваешь меня, Чэнь Ванлинь, — сказал старик. — Подсказывал тебе, наверное, Шамлаян-Сопляк.

— Не думаю, — ответил я самоуверенно. — Не знаю я никакого Шамлаяна.

— Это не важно, — сухо бросил Ху Линьбяо, — он-то тебя знает, и я знаю. Он, скажем, вмешался в пару твоих снов, чтобы привести тебя ко мне. На вот, взгляни.

Он протянул мне фотографию в рамке. Показывала она берег озера с задремавшей на берегу молодой полной женщиной.

— Это из моего вчерашнего сна, — сказал я.

— Из какого еще вчерашнего сна? — спросила Сюэчэнь.

— Точно, я же тебе не рассказал… Приснился берег какого-то озера.

— С молодой толстухой?

— Да, озеро показалось очень древним, — попытался увильнуть Чэнь-Костлявый, не считавший необходимым вдаваться в некоторые детали того сновидения. — Потому-то я и завел потом с тобой разговор о Байкале.

— Это я знаю, — просипел Ху Линьбяо. — Ты хотел съездить туда, так отправляйся. Но присмотрись к снимку внимательнее.

Я посмотрел на фотографию снова и не нашел ничего такого, чего бы уже не видел во сне: огромное синее озеро в окружении усеянных белыми и желтыми цветами неохватных зеленых просторов, напоминающих роскошные ковры, сотканные самыми искусными мастерами Сучжоу.

— Что за чепуху ты несешь? — засмеялась Сюэчэнь. — Разве в Сучжоу есть ковровые фабрики?

— Не знаю, это не я сказал. Наверняка, этот Шамлаян-Сопляк, о котором он упоминал. А еще, — продолжил Ванлинь, — там был силуэт молодой уснувшей женщины.

— Верно, — сказал старик, — это и есть Пагмаджав. Вот видишь, ты с ней знаком. И знаком довольно близко, я полагаю…

— Даже так? — изумилась Сюэчэнь.

— Ну, если хочешь знать, то да, — вывернулся Ванлинь, которому не хотелось слишком распространяться на тему различных способов знакомства с молодыми спящими женщинами.

— Ты хочешь отправиться туда, — повторил Ху Линьбяо, — так поезжай. Но на обратном пути навести твоего двоюродного брата — Отгонбаята.

— Амгаалан, — прошептала Сюэчэнь с глазами, утонувшими в бесконечности, — я его почти не помню… Все эти имена, — обнаружила вдруг она, — они ведь монгольские. Я и не подозревала, что сны ты смотришь на монгольском…

— Я и сам не замечал до этого момента. Не знаю уж, каким образом, но все происходит так, как будто на меня воздействуют извне, направляют мои сны в эту сторону.

— Так оно и есть, — одновременно подтвердили мы, что значит — Ху Линьбяо и я, Шамлаян.

— А если я не хочу подчиняться? — мой голос сорвался на крик от возмущения поворотом, который принял этот сон. — В моем имени содержится слог «ван» — «король», wang может значить также «тигр». Сожалею, дедуля, но я не обязан повиноваться какому-то «лису» — если только вы и вправду носите фамилию Ху.

Старик и на миллиметр не сдвинулся с того момента, как я вошел в этот зал, разве что дал мне и вскоре забрал фотографию. Он продолжал рассматривать меня в полутьме, и я в его