Монгольский след - Кристиан Гарсен


Монгольский след читать книгу онлайн
Центральный сюжет этой книги — поиски пропавших где-то в бескрайней Монголии французского журналиста и геолога из России. Искать их довелось на нескольких этажах реальности, привлекая на помощь в том числе не совсем обычных свидетелей: китайца, способного управлять сновидениями, монгольскую шаманку, отправляющуюся иногда в странствия по соседним мирам, о которых после выхода из транса она тут же забывает, девушку-сибирячку, способную заглянуть краем глаза в невидимое, старую ведьму в различных обличьях, озерного духа с лисьей мордочкой, а также кобылиц, орла и волка.
На повседневном уровне реальности, отраженном сурово, а порой и гротескно, действие разворачивается в Улан-Баторе, Пекине, на восточном берегу Байкала, в монгольских степях и горах. Русскоязычному читателю «Монгольский след» может напомнить мистические романы Виктора Пелевина — (особенно «Священную книгу оборотня») — но тут ни капли постсоветского цинизма.
Повествование ведется со множества равнозначных точек зрения, от имени нескольких героев, причем едва ли возможно установить их точное число. Многослойный роман о современной жизни и магии в «странах третьего мира» — тридевятом царстве, тридесятом государстве.
3. Некоторые соображения Чэня-Костлявого по поводу могущества сновидений
Уже не в первый раз Чэнь Ванлинь принимал решение под влиянием увиденного сна. Более того, редко так случалось, чтобы сны не плодили крутых поворотов в его планах, новых и удивительных точек зрения, не вносили неожиданных перемен во все проявления его повседневной жизни. Причина всего этого коренилась в том, что Чэнь Ванлинь, он же Чэнь-Костлявый, он же Чэнь-Крысиная-Мордочка (так его называли за маленькую заостренную голову с выпуклым лицом и выступающими изо рта верхними резцами, при этом фигура у него была тощая и долговязая) вовсе не был убежден, что общепризнанная действительность более реальна, чем роскошный, изобилующий деталями, запутанный, но все же гораздо более ясный мир снов, которые творил он сам и внутри которых он с легкостью перемещался, сам выбирая маршрут и комментируя их остроумно, язвительно, отстраненно — как если бы речь шла о спектакле, где он одновременно и вполне осознанно был бы режиссером, актером, зрителем и авторитетным критиком. Доходило до того, что временами он признавал единственной достоверной реальностью собственные видения.
— Невозможно отрицать, что сны влияют на действительность, это случается довольно часто, — говорил он не раз своей сестре Чэнь-Кротихе. Такое прозвище она получила благодаря очкам с толстыми линзами, носить которые вынуждала сильная близорукость. А вообще, Сюэчэнь была высокой красивой девушкой с тонкими правильными чертами лица и нежной кожей приятного оттенка, очень ухоженной и чрезвычайно умной, хотя и несколько надменной, с не очень-то развитым чувством юмора, старавшейся выглядеть бесчувственно и отстраненно. Она регулярно подтрунивала над ночными приключениями брата и, особенно, над комментариями к ним, которыми он делился после пробуждения.
— Это правда, Сюэчэнь, всем известно, что множество людей живет под мощным воздействием сновидений, — сказал он ей этим утром, спустя несколько минут после того как предложил вместе поехать на Байкал. — Например, помнишь Мэйнан, жену моего друга У Гоцзяна — того, что уехал в Гонконг?
Сюэчэнь не ответила, просто смотрела на брата поверх чашки с чаем.
— Хорошо. Так вот, Гоцзян недавно рассказал мне, что два или три года назад Мэйнан привиделось, что он изменяет ей со своей бывшей женой. В реальной жизни — той, в которую мы якобы возвращаемся при пробуждении, — она прекрасно понимала, что ее предположение совершенно нелепо: к тому моменту прошло уже пять лет, как Гоцзян расстался с первой женой, общих детей у них не было, они никогда с тех пор не встречались. К тому же отношения у него с Мэйнан были просто замечательные, безоблачные, и не имелось ни малейшего повода усомниться в искренности их взаимного чувства. Ни единым словом, жестом или помыслом Гоцзян не мог дать ей оснований для такого предположения. Тем не менее ей привиделась измена. Она дулась на него два дня. Напрасно Гоцзян твердил, что у него и в мыслях такого не было и что она и сама это хорошо понимает, причем она легко с ним соглашалась, напрасно напускал на себя веселый, равнодушный или раздраженный вид — ничего не помогало. Она говорила, что осознает всю абсурдность того сна, но сам факт, что она его видела, настолько се расстроил, что сохранить прежние отношения с мужем, как если бы ничего не случилось, она уже не могла. «Но ведь действительно ничего не случилось», — в отчаянии говорил ей муж. — «Да, но не в моем сне», — отвечала она. И так два дня.
Сюэчэнь пожала плечами:
— И что это доказывает? Ей хотелось покочевряжиться перед мужем, вот и все. Не понимаю даже, к чему ты клонишь.
— Или вот вспомни, — продолжил Чэнь-Крысиная-Мордочка с нарастающим воодушевлением, воспользовавшись тем, что вид у сестры был не слишком утомленным или раздраженным, — несколько лет назад, когда я снимал квартиру с Шан Цзяньвэем, соседи нам попались не из приятных — шумные, вульгарные, совсем не нашего круга. И однажды ночью мне приснился сон, что я пригласил их в гости, — они вели себя очень вежливо, я тоже был с ними любезен. Мы калякали о том о сем в шутливом веселом тоне, молодая женщина с нижнего этажа стала при этом выглядеть почти красивой, а ее муж казался, по меньшей мере, начитанным. На следующий день они скандалили, как обычно, но этот шум меня уже не угнетал — просто потому, что я повидал их, пусть во сне, дружелюбными и улыбающимися. То есть я хочу сказать, что сновидение и видимая реальность не так уж различаются, как это некоторые воображают. Ведь в глубине души каждый может согласиться, и ты в том числе, — широко улыбнувшись, он показал пальцем на сестру, — что сновидения влияют на мировосприятие, могут неожиданно углубить его или изогнуть, они воздействуют на эмоции, реакции, взгляды, причем долгое время после того как мы уже вынырнули из темных вод сна. Неоспоримый факт, что к реальности — или к тому, что мы называем реальностью, — ежедневно прибавляются детали, не подвластные разуму, вышедшие прямиком из сновидений миллионов людей.
Чэнь Ванлинь, увлеченный собственной речью, повысил тон и размах жестов.
— Колоссальное взаимодействие между ними, — продолжил он вдохновлено, — позволяет даже утверждать: то, что мы называем реальностью, — это, в основном, плод решений, предпочтений, страхов, слов и жестов, порожденных более или менее осознанным влиянием сновидений. И это, кстати, очень для нас хорошо, потому что без влияния снов, пусть даже кошмаров, действительность переполнилась бы грубым насилием, преступлениями и равнодушием. Если что и может спасти мир, в чем я лично сомневаюсь, оно должно быть выше нашего понимания.
Высказал он это, распахнув руки и повысив голос еще больше, как будто давно заготовил такое заключение речи — похоже, так оно и было. Заметив, что сестра не реагирует, смотрит на него без всякого выражения, так что нельзя было понять, опечалена она или восхищена его выступлением, он, решив понизить тон и придержать жестикуляцию, продолжил:
— Думаю, во всяком случае, если бы мои соседи попросили в тот день о какой-нибудь услуге, я бы наверняка оказал им ее — охотно и даже усердно, и наши отношения намного улучшились бы…
— Так и случилось? — спросила Сюэчэнь.
— Нет, конечно, — улыбнулся он. — Но ведь могло так произойти.
Сюэчэнь заметила, что уже допила свою чашку. Вздохнула и встала. Ванлинь смотрел на нее, не зная, что еще добавить, утомленный своей речью — довольно, как ему самому показалось, убедительной.
«Могло произойти…» — послышалось ему в том, как она качнула головой, наливая себе