Детство: биография места - Харри Юджин Крюс


Детство: биография места читать книгу онлайн
Мир американского Юга, который описывает в своей автобиографии Харри Крюз, суров и брутален: обыденный расизм, бессмысленное насилие, гротескные и лишенные какой-либо логики поступки и планы на жизнь. Однако сладкая, несентиментальная грусть смягчает повествование — великодушное и всепрощающее сознание автора отказывается строго обрушиваться на изменчивые фигуры, формирующие его прошлое. Каждый персонаж Крюза тянет свою горестную ношу и главный герой стоически принимает ту, что досталась ему.Критики относят эту книгу к канону южной готики, ставя в один ряд с Уильямом Фолкнером и Фланнери О’Коннор, а журнал The New Yorker назвал мемуары Крюза одной из лучших автобиографий, когда-либо написанных американцем.
Когда мы туда приехали, папе нужно было отстроить все заново. Он работал с раннего утра до поздней ночи, в основном, пока они с Дэйзи могли что-то различать. Во время того первого года он построил бревенчатый сарай для табака и много чего для Дэйзи, и осенью следующего года ему удалось самостоятельно построить небольшой домик для арендаторов и поселить туда вдову Эллу Томас вместе с ее тремя сыновьями в возрасте десяти, четырнадцати и шестнадцати лет. Они работали с папой и мамой, рыхлили и пропалывали сорок акров земли, помогали пропитывать бревна скипидаром и укладывать их на новое место. Он платил всей их семье пятьдесят центов в день.
Мне было приятно узнать, что как только папа переехал на участок Кэша Картера, он крепко подружился с худшим человеком округа — Питом Фретчем. Пит ласково звал свою жену «ниггером». Она была щуплой и изнеможенной бледной тварью, ходившей тихо, словно тень, на своих босых ногах. Ее рот, почти беззубый, всегда был грязным от кусочков жевательного табака, застрявших между губой и десной. Когда Пит не занимал себя рассказыванием небылиц или воровством, он проводил время, хлестая жену кнутом с четырьмя плетьми.
Любой, у кого что-то украли в той части округа, мог спокойно прийти к маленькой, покрытой рубероидом лачуге и спросить: «Хорошо, Пит, где моя тачка?» или «Где мои вальки?» или «Где мой поросенок?», и Пит, если у него находилось потерянное, а это, как правило, так и случалось, сразу сдавался — всегда с фантастическими и запутанными оправданиями, что поросенок пришел к нему сам, или что он нашел вальки в канаве, когда шел вдоль реки Гаррикин четыре дня назад, чтобы половить сома. Он утверждал, что в тот момент еще удивился, что такие отличные вальки, наверняка чьи-то, каким-то образом угодили в канаву.
Но если к нему приходило вдохновение, а оно не приходило почти никогда, Пит мог сделать практически что угодно. Он мог построить хороший вытяжной дымоход, который никогда не забивался и не задымлял дом, или мог разделать поросенка быстрее, чем ты успевал моргнуть (без сомнений, он набрался опыта, разделывая чужих свиней в лесу и сбегая с мясом), или приготовить лучшие сосиски в Южной Джорджии, или построить что угодно: дома, сараи, стойла, стены которых оказывались прямыми как по отвесу и крепкими, словно из кирпича.
В 1936-м он смастерил маме корыто для стирки. Она стирала вещи в том корыте столько, сколько мы жили на фермах. Оно было сделано из дерева толщиной в три фута и длиной в двадцать футов. Он выдолбил на одном конце место, где мама могла бы стирать вещи, а на другом — участок для полоскания. Чтобы сделать корыто ему понадобились зубило, топор, скобель и огонь. Он долбил, рубил, стругал и выжигал все глубже, смягчая срезы сучков. Наконец, он выровнял дно и корыто встало как вкопанное. Когда он закончил, корыто оказалось настолько симметричным, словно его откалибровали на станке.
Папа пытался дать ему четвертак за работу. Пит отказался. Этот странный, откровенно говоря жестокий человек не потратил бы и минуты своей жизни, делая что-то для кого-то за деньги. Но он сделал бы что угодно для друга и всегда отказывался от платы. Поскольку вряд ли существовал кто-то, готовый терпеть его как друга, вопрос о том, работать или нет почти никогда не поднимался.
Папа работал все усерднее и усерднее, начиная со дня своей свадьбы. У него было полно проблем с сердцем, и его не удивляло, когда он отключался в поле. Он отключался где угодно, делая что угодно, и порой проходило около часа, пока он мог встать и вновь приступить к работе. Но как только он приходил в себя, то продолжал с прерванного места. Он потерял два передних зуба из верхней десны от пародонтоза, а его вес снизилс до 155 фунтов. Как говорится, он держался на честном слове. Тем не менее, он работал сильнее и усерднее, чем когда-либо. Он привык вставать утром, разжигать камин, не разбудив маму, моего брата и меня, выходил во двор, запрягал Дэйзи и шел работать в поле, пока мама не ударяла молотком по старому наконечнику плуга, висящему на переднем крыльце.
Когда он слышал этот звон, то возвращался домой, завтракал, и шел обратно в поле. То же самое повторялось в обед в середине дня и еще раз ночью. Редко случалось такое, чтобы он не возвращался на поле после ужина, если хватало света для работы. Когда на поле было слишком темно, он работал над загоном для мулов, или над домом арендаторов, или над сбруей Дэйзи, которую папа постоянно укреплял проволокой.
Цвет его лица сделался нездоровым. В глазах появилось безумие, но он сопротивлялся походу к врачу. Врачи означали деньги, а та малость, которую он имел, была отчаянно нужна ему, чтобы удерживать в своих руках все: ферму, жену и детей.
Именно в то время, когда папа заработался до смерти, практически живя в поле, произошел случай, который навсегда охарактеризовал опыт моего народа. Стоял яркий и жаркий летний день. Дождя не было почти месяц. В том году урожай рос хорошо. Мама с самого утра убиралась дома, мыла пол в последней комнате, скребя доски щелочью домашнего изготовления и твердой щеткой из кукурузной шелухи.
Шла середина дня и пока она работала, через открытое незанавешенное окно могла видеть папу в поле. Он опрыскивал табак от гусениц. Пока она натирала пол, я стоял в дверном проеме в маленьком манежике, который папа для меня построил.
В первый год жизни на участке Кэша Картера их дела шли лучше, чем обычно, и им удалось купить двух годовалых телят. Мама отвлеклась от работы и увидела, как телята идут вдоль забора к емкости со свинцовой отравой, которую папа держал в бочке от скипидара, стоявшей на тележке. Мама знала, что они собираются попить из бочки, и если это случится, то они сдохнут на месте.
Она высунулась из окна и окликнула папу, но он брел между рядами табака с распылителем — длинным металлическим цилиндром, наполненным сжатым воздухом при помощи ручного насоса. Он тащил распылитель на спине, и шипение воздуха при распылении не позволяло ему расслышать хоть что-то. Мама бросила свою щетку из шелухи и побежала в поле.
На полпути она услышала мой крик. Она бегом вернулась домой, где я перевернул манежик и дополз до комнаты, где она работала. Какие-то