Детство: биография места - Харри Юджин Крюс

— Тогда давай поменяемся, — сказал дядя Алтон.

— Я должен отдать те что-то в довесок, — сказал папа. — У тя на десять акров больше, чем у меня.

Дядя Алтон повторил:

— Тогда давай поменяемся.

И они поменялись. Это наделало немало шума в округе. Никто никогда не слышал о подобной сделке. Некоторые долгожители все еще рассказывают о ней — о том, как папа и мама переехали в дом на земле Джесса Боутрайта, а дядя Алтон и тетя Ева отправились жить с дедушкой Хэйзелтоном.

Папа больше никогда не переступал порог дедушкиного дома, пока был жив. Он разрешал маме навещать их и после моего рождения и рождения моего брата разрешал ей брать нас с собой.

После того, как они закончили уборку урожая — достаточно хорошего, чтобы они могли оставить долг позади и даже занять денег на следующий, — они арендовали землю Джесса Боутрайта еще на один год. Но, в соответствии с законами мировой несправедливости, когда мужчина зажат в угол, урожай табака в том году вышел настолько скудным, что папа даже не смог его продать и в итоге просто положил в загон для мулов.

Хлопок в том году продавался по три цента за фунт, четверть говяжьей туши по четыре цента. Шел 1931 год. Остальная часть страны начинала ощущать на себе тяготы Великой депрессии, в то время как она уже годами лютовала в округе Бейкон. Некоторые даже говорят, что она лютовала там всегда.

Но в тот год произошли два хороших события. Девятого июля мама родила на свет здорового ребенка, которого назвали в честь папы Рэем, хотя впоследствии его всегда кликали Хойетом. Другое событие случилось, когда папе каким-то образом удалось купить кобылу. Кобылу, а не мула. Ее звали Дэйзи и она была настолько вредной, что папа оказался единственным человеком в округе, сумевшим нацепить на нее узду и более-менее заставить таскать плуг или телегу. Она была первым тягловым животным, принадлежавшим ему и он гордился ею словно родным сыном.

Даже оставаясь непослушной, Дэйзи могла неплохо тащить телегу и весьма хорошо тащить плуг, если удавалось ее контролировать. Как выяснилось, отец мог ею управлять. Она уважала его, а он — ее. Они знали, чего ожидать друг от друга. Он знал наверняка, что она бы снесла ему голову, выпади ей такой шанс. И Дэйзи знала, что папа забьет ее до полусмерти вальком — железным бруском на плуге или телеге, к которому пристегивают следовые цепи, — если она не станет сотрудничать.

Звучит ужасно — бить кобылу между ушей железным бруском, но это делалось не только из необходимости, но еще и из любви. Фермер не мог обращаться со своими тягловыми животными плохо. Люди в округе Бейкон всегда говорили, мол тот, кто плохо относится к своим мулам, будет плохо относиться и к своей семье. Но папе и Дэйзи важно было прийти к взаимопониманию, пока они могли выполнять работу, подходящую им обоим. И для достижения этого взаимопонимания делалось все необходимое. Без этого взаимопонимания не могло быть уважения, не говоря уже о любви. Чтобы человек и животное могли работать вместе от восхода до заката, день за днем, между ними должна быть любовь. Иначе как каждый из них сможет все это вынести?

Хотя, конечно, для него было непривычно работать с кобылой вместо мула. Кони и кобылы являлись животными для игр. Мулы же были работягами. Мулы покупали ребенку обувь и подавали крупу к столу.

Я ни разу не видел, чтобы кто-то в округе Бейкон запрягал лошадь в плуг, но это не потому, что мулы стоили дешевле лошадей. Они не стоили дешевле. Папа купил Дэйзи за шестьдесят долларов. Хороший молодой мул даже в самые тяжелые дни Депрессии стоил двести долларов. Поэтому причина использования мулов вместо лошадей была не в цене; она заключалась в том, что у лошадей не хватало выносливости тащить плуг, ломая засохшую грязь, глубиной в фут. Кроме того, лошадей не заботило, куда ставить свои копыта. Мулы же ставят свои копыта именно там, где им положено быть. Мул пройдет весь день по прямой, словно выведенной под отвесом, ставя копыта ровно в дюймах от молодой пшеницы; пшеница может быть высотой ниже фута, и он все равно никогда не наступит на нее. Лошади же гуляют где попало. Покуда, так сказать, ты не придешь с ними к взаимопониманию, чем не может похвастаться большинство людей. Но папа сделал из Дэйзи милую рабочую лошадку, и она была готова, хотя и не всегда охотно, делать все, что от нее требовалось. В обувной коробке с фотографиями есть фото, где мой брат четырех лет от роду без седла сидит на Дэйзи. Никто не держит ее за поводок, и она стоит спокойно как леди, ставшая таковой при посредстве твердой, нежной и опасной руки моего папы.

Возможно, из-за неурожая, а может из-за проблем с дедушкой Хэйзелтоном, мама вспоминает дом на участке Джесса Боутрайта как самый худший дом в их жизни. Его построили из надрезанных бревен, но вместо облицовки глиной его отделали досками, а это значило, что ветер мог спокойно разгуливать по дому зимой. В том году мой брат подхватил двустороннюю пневмонию и чуть не умер. У нас не было коптильни, и та малость мяса, которую получалось достать, днем вялилась на солнце, а ночью переносилась в сарай. Какая-то часть из мясных запасов помещалась в банки с рассолом, и чтобы есть оттуда, требовалась подлинная храбрость и определенный уровень отчаяния.

Но удача, как водится, бывает двух видов: хорошая и плохая. И немного хорошей удачи привалило к ним в конце второго года на участке Джесса Боутрайта. Моя бабушка Хэйзелтон дала им 120 акров земли. Все богатство, что имелось в семье Хэйзелтонов на тот момент, проходило через мою бабушку. Дедушка Хэйзелтон после свадьбы принес в дом самую малость и эта малость каким-то образом ускользнула от него, пока он ежедневно читал свои три газеты. Но папа бабушки Хэйзелтон оставил ей огромный кусок земли и они — она и дедушка, — построили дом, в котором жили на средства с продажи части того участка. У них все еще оставалась значительная часть,